Внезапно он осознал, что в комнате был кто-то еще, он слышал тяжелое дыхание. «И тут я запаниковал, – рассказывал мне Метцингер, сидя за столом в своем сельском доме в Германии, в нескольких десятках километров восточнее Франкфурта. – Кто-то был рядом; я не мог пошевелиться, я был оторван от своего тела. Это все было очень неприятно». Конечно, на самом деле никого в комнате не было, и лишь спустя многие годы Метцингер обнаружил объяснение такому явлению в научной литературе. Оказывается, в некоторых диссоциативных состояниях вы неспособны распознать звуки, которые вы издаете, как свои собственные, самогенерируемые. В случае Метцингера он утратил чувство обладания звуком своего дыхания, испытывая галлюцинацию, что кто-то дышит рядом с ним.
Метцингер оповестил своих инструкторов по медитации, но, к его разочарованию, ему порекомендовали принять холодный душ и меньше медитировать (сегодня, будучи сторонником медитативных практик, Метцингер уверен, что многие центры медитации не обучают персонал справляться с состояниями измененного сознания или психиатрическими трудностями).
Вскоре Метцингер переехал в отдаленный регион к югу от Лимбурга, чтобы сконцентрироваться на докторской диссертации о проблемах тела и разума, а также чтобы намеренно, ради личного интереса, столкнуться с последствиями уединения и скуки. Будучи бедным студентом, он не мог позволить себе позвать друзей и жил один в 350-летнем доме, ухаживая за овцами и девятнадцатью рыбными садками. Он много медитировал. И у него были другие случаи спонтанного внетелесного опыта. Но теперь любопытство и аналитический склад ума взяли верх: он хотел понять природу этого опыта. Изучение научной и философской литературы не дало никаких свидетельств того, что сознание может быть отделено от мозга. Но его опыт говорил об обратном, о ярком, несомненном дуализме, при котором его сознание было отделено от тела. И он никому не мог рассказать об этом, кроме близких друзей.
Итак, начинающий когнитивист застрял в эмпирических данных, он пытался управлять своими экспериментами, находясь в измененном состоянии, чтобы выяснить, могут ли мозг и сознание реально быть разделены и можно ли прийти к доказательным достоверным наблюдениям. Он научился контролировать страх во время внетелесных опытов, хотя и не полностью. Несмотря на все усилия, он так и не получил доказательств того, что его сознание было отделено от мозга.
Тем временем он общался с другими исследователями. Один британский психолог, Сьюзан Блэкмор, после бурных обсуждений почти убедила его, что внетелесный опыт не что иное, как галлюцинация. Она допрашивала его, как именно он выходил из физического тела, лежавшего в кровати, как двигался? Шел? Летел? Метцингер понял, что эти движения не были похожи ни на какие другие, реальные. «Иногда это происходит так: стоит вам подумать о том, что вы хотите оказаться в каком-то месте, как тут же оказываетесь там», – говорил он. Блэкмор утверждала, что это была галлюцинация и он передвигался между ментальными репродукциями, скажем, кровати и окна, паря и перепрыгивая от точки к точке мысленно. Метцингер осознал, что двигался он не в своей спальне, а во внутренней модели спальни, созданной мозгом.
Другой странный случай еще больше утвердил его в мысли, что он галлюцинировал. У него был внетелесный опыт, а когда он вернулся в свое тело, то побежал разбудить сестру, чтобы рассказать ей. «Сейчас без четверти три, ты до завтрака подождать не мог?» – сказала сестра. А затем сработал будильник, и он проснулся – снова. Он был не в родительском доме с сестрой. Он лег вздремнуть днем в доме, который делил с четырьмя другими студентами. Исследователи сна называют это «ложное пробуждение»: вам снится, что вы проснулись. Но до ложного пробуждения ему снилось, что у него был внетелесный опыт. «Меня озарило: существуют множественные переходы между разного рода измененными состояниями сознания», – говорит он. Его внетелесный опыт был настолько ярким, что даже начал ему сниться.
Внетелесные опыты Метцингера прекратились после шестого или седьмого раза. Но они дали его мышлению информацию о том, как его мозг мог вызывать их и что это сообщает нам о личности. Так появилась его монография «Быть никем. Теория субъективности и «Я-модели»». Этот труд привлек внимание Олафа Бланке, невролога, с которым я познакомился в Федеральной политехнической школе Лозанны.