Когда воины шли в поход, то, кроме оружия и провизии, брали с собой пустые телеги, мешки и ящики, чтобы в случае победы было куда класть захваченную добычу. Целый обоз тянулся за войском. Но про одного французского маршала рассказывали, что он имел другой обычай: в походах возил с собой только гроб, чтобы помнить, что каждый день и каждый час могут оказаться для него последними. Смерть, подобно жнецу, выходит на поле боя с серпом в руках и собирает трупы, как срезанные колосья в снопы. Пуля так же легко пробивает маршальский мундир, как куртку солдата, и каждое сражение может иметь для любого из участников одинаково роковой исход. Иногда после боя от человека остаются только изрубленные куски тела, которые вместе с трупами бросают в общую могилу и засыпают землей. Вороны каким-то особым, присущим им чутьем понимают, что для них готовится «пиршество», и издали сопровождают войско, перекликаясь, как дозорные, друг с другом, – как будто другое, черное, войско собралось, словно туча, чтобы вступить в бой не с живыми, а с мертвыми.
Отец приготовляет колыбель для своего еще не родившегося ребенка. Богач покупает кованный железом сундук, чтобы хранить в нем свое золото. А этот французский маршал приобрел то, что когда-нибудь станет для каждого нужнее всего, – гроб. Ребенок растет, и колыбель постепенно делается для него тесной. Богач оставляет свое золото наследникам, ждущим, как те же вороны, его смерти. А гроб – то имущество, с которым человек не расстанется, пока его тело не обратится в прах и дубовые доски не сгниют в земле.
Итак, маршал возил повсюду гроб, как свой дом, как кочевник – свой шатер. Он помнил о смерти и потому не надмевался своим званием, не был опьянен славой прежних побед. Он знал, что рано или поздно над ним самим все равно одержит победу смерть, и потому оставался спокоен на поле боя, как будто пули были его друзьями. Он умирал каждый день и потому не боялся смерти.
Христианин должен помнить, что
Когда ты спрашиваешь себя: «Что делать?», не знаешь, какое решение принять, когда стоишь на перепутье, когда сердце и ум не согласны друг с другом, а воля и страсть похожи на двух соперников, вступивших в поединок, то представь себя в гробу – и получишь ответ.
Глава 9
У Омара Хайяма16 есть рубаи[29], посвященные искусству гончара, который делает из глины кубки и чаши. В этой глине – частицы человеческих тел. Гончару кажется, что кувшин рассказывает ему о том, что он сам был когда-то гончаром, что края чаши были устами умершей девушки, что гончар мешает глину из тел умерших людей.
У него же есть рубаи, где главным действующим лицом выступает ворон – символ смерти. Ворон кричит, и в гортанных звуках его голоса слышится вопрос: «Куда, куда?» – куда стремится этот мир, гонимый временем?
В одном из рубаи ворон сел на городскую стену, в когтях у него – череп давно умершего султана. Ворон спрашивает: почему нет торжественной встречи, почему не звучат флейты и литавры, почему народ не выбегает из домов, чтобы встретить своего повелителя? Где слава султана? Имя его забыто; все, что осталось от него, – кость в когтях у птицы.
Еще великие мыслители древности говорили: «Философия – это умение умирать». Для нас, христиан, земная жизнь есть приготовление к смерти. Смерть через воскресение Христа стала для нас рождением в вечность и началом истинной жизни. Умение умирать для этого мира – это искусство жить.
Глава 10
Человек живет в трех мирах. Первый мир – мир видимый, то внешнее, что окружает нас со всех сторон, что мы воспринимаем посредством пяти органов чувств, что складывается и хранится в нашей памяти, словно в некой кладовой души, и потом перерабатывается в воспоминания, образы, картины, фантазии, планы, умозаключения, в тучу помыслов, которые беспрерывно вращаются в нашем уме.
Второй мир – невидимый, духовный мир, он недоступен для наших телесных чувств, он не виден глазам, не слышен слухом, он недоступен для осязания, в него нельзя проникнуть даже через наши суждения и мысли, его нельзя выразить человеческим словом. Этот мир открывается человеческому сердцу действием Божественной благодати: человек видит как бы тени этого неведомого мира, ощущает его бытие, и затем это ощущение меркнет и теряется. Как будто Господь показал на мгновение луч небесного света и сказал: «Иди и ищи теперь этот свет». Где и как его искать? Во внешнем мире найти его невозможно, но в самом человеке есть третий мир – его собственное сердце, та область, где соприкасаются духовное и телесное, небо и земля.