Умереть бы раньше, чем проснуться

Но хуже всего было то, что Дженни тоже рассердилась, причем на меня.

— Предатель! Ябеда! — бросила она мне негромко и вышла, закрыв за собой дверь. Я видел в окно, как она уходит…

Я пытался как-то объяснить все мисс Флэгг, но она не желала меня слушать. Все равно я был так взволнован, что не мог сказать ничего вразумительного.

— Дженни пойдет за леденцами и больше никогда не вернется… и страницы газет, я имею в виду первые страницы, их вырвут…

Я плакал, и понять, что я бормочу, было невозможно. Мисс Флэгг писала записку моему отцу о моем дурном поведении.

— Это все так же, как с Милли Адамс, и вы будете в этом виноваты!..

Мисс, Флэгг не было в школе, когда произошла та история с Милли Адамс, тем более она не могла понять, что же я хочу ей сказать. Итогом всей этой сцены стало то, что мисс Флэгг добавила мне еще полчаса после занятий; всю неделю мне придется сидеть здесь до шести часов. Кроме того, что меня так надолго задерживали в классе, я еще должен был прийти в школу с отцом… и что-то там еще, и еще, и еще. В общем, я проиграл и понимал это; я буду заперт в классе, пока солнце не сядет и во дворе не начнет темнеть. Мисс Флэгг зажгла уже свет, но не отпустила меня ни минутой раньше шести.

Когда я наконец вышел из школы, на улицах было пустынно и темно, только на углу горела неоновая арка. Пока светило солнце, на этом самом углу стоял тент, отбрасывающий голубую тень, но к этому времени его уже убрали, и человека, настороженно озирающегося вокруг, тоже не было. У меня всегда пробегал холодок по спине, когда я проходил мимо этого места.

В тот день, вместо того чтобы идти домой, сперва я побежал к Дженни. Прежде чем войти, я заглянул в окошко — может, увижу ее в комнате. В доме горел свет, и я увидел младшую сестру Дженни и ее мать, которая стояла у окна и поэтому сразу меня заметила.

— Томми, ты Дженни видел? Уже очень поздно, а ее все нет, наверное, она зашла к Эмме. Если увидишь ее, скажи, чтобы немедленно шла домой, хорошо? Уже шесть пробило, мне не нравится, что она так долго задерживается…

Мне стало совсем худо, но я не отважился поделиться с ней своими страхами, а просто ответил:

— Хорошо, скажу. — И помчался оттуда как сумасшедший.

Эмма жила очень далеко, но я непременно должен был туда пойти, пусть даже только убедиться в том, что уже знал. Дженни там не было. Эмма вышла ко мне из дома, жуя кусок хлеба, и сказала, что Дженни вообще никогда к ней не заходит. Будь в доме Эммы телефон, мне не пришлось бы тратить столько времени на дорогу. Ничего другого не оставалось, как возвращаться к себе домой.

Признаться, я боялся туда идти, ведь шесть давно уже пробило. Отец был дома, и ужин стоял на столе. Мне показалось, что родители хоть и встретили меня с недовольными лицами, были чем-то испуганы…

О Дженни мне не удалось сказать ни словечка. Стоило мне раскрыть рот и признаться, что я был сегодня наказан, — а это была только первая часть того, что я собирался рассказать, — отец рассердился и отправил меня в мою комнату. Я попытался еще что-то сказать, но в этот момент он увидел записку мисс Флэгг — и все было кончено. Он страшно расшумелся и запер меня на ключ.

Я был единственным человеком, который хоть что-то знал о случившемся, но никто меня не слушал, никто мне не верил, и никто не хотел мне помочь. Я ничего не сумел рассказать ни мисс Флэгг, ни матери Дженни и, самое обидное, — моему отцу, который бы, я уверен, меня понял. Все, теперь уже поздно; я сел на кровать и сжал голову в руках.

Тут зазвонил телефон, а потом я услышал испуганный мамин голос:

— Нет, нет, Том! Не может быть!

— А что, ты думаешь, иначе могло быть? Шеф говорит, что на переезде нашли ее брошенные учебники. Я тебе говорил, что он примется за старое, если мы его не поймаем… помнишь, в тот, первый раз.

Я знал, что они говорили о Дженни!

Я подбежал к двери и начал стучать и кричать.

— Папа! Выпусти меня на минутку! Я могу описать тебе этого человека! Я его видел собственными глазами!

Но входная дверь захлопнулась, и я так и не успел сказать все, что знал; моя мать, наверное, ушла вслед за отцом — успокаивать миссис Мэйерс. Я продолжал стучать в дверь, хотя понимал, что в доме никого, кроме меня, нет.

В растерянности я снова присел на кровать, сжав голову руками, и задумался: как же они смогут поймать этого человека, если они его никогда в жизни не видели… Я же его хорошо рассмотрел, а они мне не дали ничего сказать! И я должен сидеть тут взаперти, я, единственный, кто знает, как все было на самом деле!

Я подумал о Дженни, и мне стало страшно, хотя я-то сейчас находился в собственном уютном доме. Я попробовал представить, что такой человек, как этот, может сделать с Дженни — наверняка что-нибудь ужасное, иначе отцу не позвонили бы после работы.