Умереть и не встать

На всякий случай я все-таки заглянула в него. Там лежали два куриных кубика «Галлина бланка», пустая банка из-под квашеной капусты, которой мы закусывали с Дрюней (капусту Дрюня, конечно, съел всю, а банку мыть мне не хотелось совершенно, поэтому я просто выбрала самый лучший способ избавиться от этого – сунула банку обратно в холодильник, убедив саму себя, что там еще чуть-чуть на донышке есть капуста) и кусок бумаги, в который когда-то была завернута колбаса.

Больше в холодильнике не было ничего.

Я вытащила банку, внимательно осмотрела ее и убедилась, что я себя жестоко обманула: банка была абсолютно пуста.

Тяжело вздохнув, я сунула ее обратно. Пусть постоит до лучших времен – сейчас я просто не в состоянии мыть посуду.

Сами посудите, сколько всего навалилось: вначале эта ужасная слежка, стоившая мне, наверное, нескольких лет жизни, потом нападение на Полину, затем снова слежка, нервотрепка – нет, этого не выдержит ни один нормальный человек. И срочно нужно что-то предпринять, чтобы снять стресс. Валерьянки, что ли, принять?

Но валерьянки в холодильнике не было. Ну, не было валерьянки! И что мне оставалось делать?

Мурашов не шел, Полина не звонила… И тут я вспомнила о замечательной вишневой наливке, которую изумительно готовит наша бабушка, Евгения Михайловна.

Наша бабушка вообще человек уникальный. Из очень бывших, образованная, интеллигентная, умная, все-все на свете понимающая, она была мастерицей на все руки: и кулинарка превосходная, и парикмахер, и стилист, и визажист, и музыкантша, и… Невозможно перечислить все достоинства нашей бабули.

Я особенно люблю бабушку еще и за то, что она нас с Полиной и воспитала. Маме было некогда: после того, как нас бросил отец, Андрей Витальевич Снегирев, и перебрался в Москву, маме срочно нужно было устраивать личную жизнь. И она временно отдала нас бабушке. Правда, процесс устроения личной жизни несколько затянулся, и мы так и остались у бабушки. Личную жизнь Ираида Сергеевна так и не наладила, и теперь довольствовалась ни к чему не обязывающими встречами с молодыми бойфрендами, которые с удовольствием общались с опытной, но так хорошо сохранившейся дамой. А Евгения Михайловна стала для нас второй мамой. Причем Евгения Михайловна – бабушка по отцу. Нет, бабуля воспитывала нас вовсе не для того, чтобы загладить вину собственного сына – просто ей так самой хотелось. Она любила нас очень нежно, и сейчас продолжает любить не меньше. А особенно меня. В этом я абсолютно уверена. Бабушка никогда, конечно, этого не говорила, но я просто уверена, что я ее любимая внучка.

И она всегда обо мне заботилась. Зная, как я обожаю ее наливку, бабушка всегда давала мне с собой бутылочку, когда я бывала у нее. Правда, вчера вместо меня детей к ней повела Поля, и мудрая бабушка ничего с ней не передала, так как чувствовала, что Полина все равно мне не отдаст наливку. Вернее, отдаст, но только тогда, когда мы закончим это дело. А мне нужно сейчас! Ведь говорят же, и справедливо говорят, что ложка дорога к обеду. И вообще… Не могу же я сидеть дома под арестом, который наложила на меня Полина, и не подлечить нервы. Полина могла бы мне хотя бы валерьянки купить! А раз нет, придется самой о себе заботиться.

Правда, Полина говорила что-то насчет того, что сегодня, возможно, мне придется встретиться с Никитой Караваевым, но думаю, что тут Полина погорячилась: вряд ли Жора так быстро успеет все это оформить, если он вообще пойдет на такое…

Так что, думаю, граммов сто наливочки нисколько мне не повредят, даже наоборот.

А если даже Полина заставит Жору совершить невозможное, то что такое, в конце концов, сто граммов? Да ерунда! Я только лучше себя чувствовать буду, спокойнее, увереннее. Господи, ведь все для пользы дела делаешь!

Я прошла в спальню, порылась в шкафчике и выудила пузатенькую бутылочку. Она была на четверть наполнена наливкой. На четверть – это очень хорошо, как раз то, что мне и нужно. Я же не собираюсь напиваться? Господи, да разве я когда напиваюсь?

Я быстренько сделала несколько глотков и пошла в кухню. Села за стол, подперев голову руками, и задумалась над своей жизнью.

И как только у Полины язык поворачивается время от времени упрекать меня в пьянстве? Я же образованная, интеллигентная женщина – прямо вся в бабушку! И все делать умею! У меня тоже золотые руки!

Я запахнула разошедшиеся полы халата (на нем отсутствовали четыре пуговицы, и я просто завязывала его пояском, правда, от другого халата, потому что от этого поясок куда-то задевался) и уставилась в окно. Окно не мешало бы помыть – июнь на дворе, а у меня еще рамы на расклеены. Зато никаких сквозняков. У меня же дети!

Господи, ведь времени просто на все не хватает! И что за жизнь паршивая! Гробишься, гробишься, а толку никакого! Хочется лечь и сдохнуть, умереть и не встать! А разве ценит кто? Э-эх!

С размаху я хлопнула всю оставшуюся в бутылочке наливку. По телу сразу же разлилось приятное тепло. Я посидела, нахохлившись, обиженная на весь белый свет, и вскоре почувствовала чудесное действие наливки.