Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу

Щепетенко еще не обрушился на пол, а я уже мчался вниз по ступеням. Позади стоял женский визг и грохот роняемых стульев. Инспектор бросился следом. Серый силуэт мелькнул за стволами исполинских ракит. Исчез. Бегу со всех ног. Покрытый мхом каменный бугор, заросли кедрового стланика Частокол молодых красно-оранжевых от солнца сосен. Белая беседка с мраморным фонтаном. Кусты отцветшей акации с коричневыми стручками. Издали похожая на дуб кряжистая ольха. Женщина с коляской стоит у парапета. На ней легкое платье в горошек и соломенная шляпка. Где он?!

Я принюхался. Теперь запах был — сильный запах псины. Я ринулся сквозь кусты, обдирая колючками руки. Бобров не отставал. Треск ломаемых веток и рвущейся рубашки. Женщина в шляпке начинает поворачиваться в нашу сторону. У нее за спиной — будто ниоткуда — возникает рукастая серая фигура.

— Берегись! — кричу я, но женщина не понимает. Она цепенеет от испуга, и напугал ее я. — Сза!.. — Крик застревает у меня в горле, потому что Серый уже хватает ее, нагибает к себе.

Солнечный лучик брызжет мне в глаз, отражаясь от лезвия кинжала в руках убийцы. Я всего в трех шагах. Платье у женщины салатное. Горошек темно-зеленый. Коляска — розовая, объемистая, с открытым складчатым верхом. Младенец спит. По загорелой шее заложницы стекает струйка пота. К шее приставлено тонкое, остро наточенное лезвие. Жилка дергается на виске, глаз моргает, синий, огромный, кем-то любимый.

Бобров выхватывает из кармана наган, наводит, держа револьвер двумя руками. Профессиональная стойка.

— Не балуй! — раздается в моей голове. Инспектор вздрагивает — значит, и он тоже слышит. — У меня рука не дрогнет, а на реакцию я не жалуюсь. — Похоже, убийца склонен поговорить. То, что он — мыслехват, меня не удивляет. По крайней мере, не пугает. И-чу убивают тупых, прожорливых чудовищ, убивают и интеллектуальных, будь они хоть трижды ясновидящие.

— Отпусти женщину! — напористо говорит инспектор.

Начинается его работа, но, боюсь, ему не приходилось работать с вервольфами. Да, это вервольф — самый настоящий оборотень. А вчера как раз наступило полнолуние. Поэтому сила его максимальна, и сейчас он очень многое может.

— И что я получу взамен? Отпущение грехов? — Убийца развлекается. — Что молчите? Олухи царя небесного — старый и малый…

Бобров дергает головой, но проглатывает. Он по-прежнему держит вервольфа на мушке. Вряд ли он промахнется, если решится стрелять. Только женщине от этого не легче — оборотни умирают медленно.

— Слушайте тогда, что я скажу.

Мне было никак не рассмотреть его лицо. Оно находилось в непрерывном движении, к тому же пряталось за женским затылком — убийца не желал рисковать. И все-таки странно: у меня — наметанный глаз, приученный мгновенно улавливать и жестко фиксировать ускользающие от простых смертных детали. А тут — полный голяк. Вдруг дошло: он может менять лики и сейчас усилием воли не позволяет метаморфозе остановиться. Он боится, что мы его узнаем.

— Валяй! — небрежно бросил Бобров. От напряжения глаза инспектора начинали моргать — он пытался уследить за лицом убийцы. Так и ослепнуть недолго.

Ребенок тем временем завозился в коляске, вякнул и, немного выждав, заорал как резаный. Женщина инстинктивно повернула голову; вервольф не успел отвести кинжал в сторону, и лезвие полоснуло по коже. Заложница вскрикнула, дернула головой, едва не перерезав себе горло. Вервольф на миг отвел лезвие, и тут инспектор выстрелил.

Пуля скользнула по виску убийцы, оставив кровавый след. Контуженный, он все же не выпустил заложницу, снова ею прикрылся, опять приставив кинжал к ее горлу на уровне гортани. Отдышавшись, вервольф проговорил спокойно, будто ничего не случилось:

— Так вот… Вы отпускаете меня вместе с самкой и детенышем, списываете смерть давешней целочки на бешеных собак — сейчас их пруд пруди. Это ваша часть сделки. Оказавшись в безопасности, я немедленно отпускаю заложников и обязуюсь до следующего полнолуния покинуть Кедрин. По-моему, обоюдовыгодное предложение.

По шее женщины струилась кровь, платье на груди пропиталось красным.

— Она же кровью истечет! — воскликнул Бобров. Убийца поморщился:

— Не надо кричать. Прибегут люди — что прикажете делать со свидетелями? Жалко самку — соглашайтесь быстрее. Все проще пареной репы.

— Хорошо… — выдохнул инспектор и опустил наган. — Надо ее перевязать.

— Тогда отойдите подальше. Я возьму детеныша. Пусть самка идет к вам. Сами и перевяжете. — Он распоряжался, а мы выполняли. Он победил.

Глава пятая Голубое облако

Я ни слова не сказал отцу о происшедших со мной событиях. Он слышал лишь официальную версию, которую сообщил по телефону инспектор. Господин Бобров выполнил свое обещание, и о нашей договоренности никто не узнал.

Отец наверняка раскусил бы меня — стоило только попристальней глянуть в мои еще не научившиеся врать глаза. Но сейчас ему было не до того. Ни секунды свободной. В городе началась операция, а он ею руководил.