Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу

«Впятером мы его не осилим, — вдруг сообразил я. Мысли мне в голову приходили по одной. — Бесполезно пытаться. Только зря дети погибнут». И я закричал во всю глотку:

— Не ходите сюда! Это смерть!

— Не волнуйся — наши скоро будут, — успокаивал меня дед.

— Мать не переживет, если мы все!.. Вернитесь! Мать не переживет!

Дед не ответил. Потом я услышал далекий голос отца:

— Теперь ты, папа.

— Не дури! Я не полезу! — возражал дед. — Мне не перебраться. Пусть идет кто-то из бойцов. Они что, с ума посходили?

— Нам нужен шестой — иначе Игорь погибнет. А от парней толку мало — чужие они. Мы тебя подстрахуем.

— Не мели чепухи. У меня суставы не гнутся. Я свалюсь в огонь.

— Я тебя понесу.

— Надорвешься, — убеждал дед. — Уж лучше я сам…

— Ребятки, помогите взгромоздить этого бегемота на спину.

— Паршивец! Я тебе покажу бегемота!..

Мне стало страшно. Чтобы нести на себе старика, отцу потребуются все силы. Как он сможет скакать по канатам с удвоенным весом? Малейшая оплошка — и оба рухнут в адский пламень. Помоги им, Логос!

Надело отправились шестеро Пришвиных. Ровно столько, чтобы справиться с чудовищем. Неужто отец знал о предстоящем рождении шестиголова? Иначе зачем ему тащить с собой старых и малых? От старика и детей в бою мало толку. А если не знал и лишь смутно предчувствовал, то как сумел убедить маму?.. Именно блестящая интуиция и выделяет цвет Гильдии из общей массы и-чу — просто хороших бойцов.

Отец с дедом прекратили спорить — под потолком не до того, — и меня снова потянуло к шестиголову. И тогда я вспомнил третий совет Милены: «Не бей его, не толкай, а только говори, говори…» Я начал читать заговоры против химер лесных и болотных — заговоры против шести-голова, как назло, вылетели из головы. Похоже, само чудовище и выветрило мне мозги.

Вскоре я сбился и понес какую-то чепуху, все чаще выкрикивая: «Чур! Чур меня!» Тем временем на уцелевшую часть пола за моей спиной один за другим спрыгнули юные Пришвины. Спрыгнули со стуком и скрипом — еще не научились передвигаться бесшумно. Первой была сестрица Сельма. За ней — Коля. Третьим был Ваня. Я определил это на слух.

— Не подходите к двери! — закричал я. Однако в Сельме и детях еще жила вера во всемогущество отца.

— Не бойся! Сейчас придет папа, и все будет хорошо. — Желая успокоить, сестра шагнула ко мне.

Я по-прежнему стоял, вцепившись в косяки немеющими от напряжения пальцами. Если отпущу, мне конец. Больше ухватиться будет не за что.

Сельма прижалась к моей спине и погладила по плечам. Таких телячьих нежностей между нами прежде не водилось. Разве что десять лет назад, когда Сельма заболела комариной знобеей. Мать тогда тоже свалилась — ее забрали в больницу. Отец с дедом были в походе, и мне пришлось выхаживать сестренку целых две недели.

Я сразу же обмяк — до того мне стало хорошо, приятно, спокойно… Я снова был не один. Я был дома. Среди своих. Близнецы просунулись у меня под руками. Оказавшись впереди, они дружно закричали (видно, дед их научил):

— Ну-ка спрячься, лихо! Чтобы было тихо! — И много другой ерунды, однако ритм жутких родов сбился: «щупальца» распрямились, став врастопырку.

Коля и Ваня принялись вынимать из безразмерных мальчишеских карманов обломки штукатурки, камешки, болты и гайки и швырять их в шестиголова. Всякий раз «снаряды» летели мимо — чудовище без труда отводило стрелкам глаза. Зато я получил передышку — ему стало не до меня.

— Мы идем! — надсадным голосом крикнул отец, но был он еще далеко.

— Погаси-ка очи! — сменили заговор близнецы. — А не то схлопочешь!

К несчастью, этот заговор не помог. И вот мои младшенькие застыли впереди меня, прикованные взорами к чудовищу. Я не мог понять, почему шестиголов до сих пор не поглотил нас. Но потом я услышал за спиной какое-то шебаршение и истошный вопль Сельмы:

— О-о-ох!!! Го-осподи! — Она вцепилась в меня. Потом на предплечьях я обнаружил десяток синяков.

Скорченные серые тела поползли в камеру, энергично работая короткими лапами. Они обтекали нас и тут же снова смыкались в единый поток. Сельма ногой отбросила одно из ползущих тел. Труп упал на спину, судорожно задвигал скрюченными руками-ногами — будто опрокинутый жук, — перевернулся на живот и двинулся дальше.

Сейчас в коридоре были десятки мертвых крысолюдей, по сравнению с ними живые люди — слишком жесткая пища. Шестиголову гораздо легче употреблять готовые трупы.

Чудовище не пыталось испепелить наши мозги. Это по человеческой логике надо сначала убить врага, пусть и небоеспособного, а уж потом приниматься за еду. Но разум шестиголова спал — главенствовал инстинкт разрастания. Чем быстрее чудовище будет расти, тем скорее станет неуязвимым.

Преодолев порог и вскарабкавшись к подножию «трона», Серые прилипали к шевелящемуся клубку тел и вскоре сливались с ним в единое целое. Шестиголов рос. Я пытался считать проползающих мимо мертвецов. Десять… Двадцать… Тридцать… Значит, у него стало тридцать шесть мозгов.