Умереть молодым

Чувствую себя вратарем, в ворота которого неизвестно откуда вдруг залетел мяч.

– Я и не знала, что у вас есть племянник, Эстел, – обращаюсь я к ней.

– О, на самом деле Гордон не племянник. Просто знаю его сто лет. С тех давно прошедших дней, когда он малышом играл здесь на берегу в песочек. Так что он как бы племянник, а вернее сказать, – сын.

Обернувшись, вижу Виктора, который направляется к нам. С застывшей улыбкой Эстел смотрит на него, пока он не присоединяется к нам. Я сбита с толку: знает ли Эстел обо мне и Гордоне? Откуда? Мы так редко бывали вместе за те две коротких недели, что он здесь. Где она могла нас видеть? На берегу? Может, она сидела как-нибудь днем в одном из ресторанчиков и наблюдала, как мы носились с Тош по берегу? Или заметила его в моей машине, когда стояли на перекрестке? Углядела нас в окно из паба Кеппи, когда мы шли на паром? Или кто-то рассказал ей о нас? Кеппи? А он откуда узнал? А вообще-то: что можно узнать?

Гордон с Виктором обмениваются рукопожатием.

– Ты знаком с Гордоном? – спрашивает Эстел. – Хилари, очевидно, встречалась с ним раньше.

– Я – нет, – отвечает Виктор, одаривая нас мимолетной улыбкой, – Ты давно знакома с Гордоном? – спрашивает он меня.

– Столкнулись как-то раз случайно в супермаркете, – объясняю ему.

– А, – говорит Виктор, – делали покупки.

* * *

О чае забыли. Пьем портвейн. Наша беседа протекает довольно вяло. Виктор спрашивает Эстел, откуда у нее такой необычной формы фонарь перед парадной дверью, а она объясняет, что это точная копия того, который висит в часовне Бристольского собора. Виктор также обратил внимание на коллекцию керамических кувшинов и сосудов, с которых служанка вытирала пыль, когда он проходил мимо. «Это Харверстовская керамика?» – «Да», – отвечает Эстел, удивленно приподняв бровь: ее поражают знания Виктора. Он определяет время изготовления других старинных вещей, восхищается некоторыми ее приобретениями, и ей, кажется, льстят его похвалы.

– Гордон, портвейн превосходный, – обращается Виктор к Гордону, глядя в свой бокал. – Но я терпеть не могу портвейна.

– Налей вина, Виктор, – предлагает Эстел, – вот вино.

Виктор разыскивает в холле Аннабель и просит немедленно приготовить ему скотч. Аннабель появляется с бокалом на подносе. Виктор задает ей вопрос:

– Аннабель, вы давно знакомы с Гордоном?

– Не помню. Год, наверное, – отвечает девушка. По сравнению с ее улыбкой все другие улыбки кажутся фальшивыми.

– Я с удовольствием заплатил бы вам гораздо больше, чем Эстел, только бы вы согласились выпить с нами.

– Аннабель не рабыня, Виктор, – с негодованием прерывает его Эстел.

– Я не пью, – извиняющимся тоном отвечает ему Аннабель.

Теперь моя очередь удалиться по малой нужде. У Виктора с Гордоном устанавливаются сложные отношения: то ли дружба, то ли вражда, не разберешь. Виктор расточает ему комплименты по поводу его дурацкого твидового пиджака. Расспрашивает, кто его портной, говорит, что без ума от компьютерных игр, и от «Чужой территории», в частности. Это вранье.

– Давно собираюсь купить компьютер, – объясняет Виктор, – но их все усовершенствуют и усовершенствуют, – трудно выбрать.

– Это верно, – соглашается Гордон, кивая. Небрежно держит свой бокал, поставив его на коленку. Виктор курит сигарету за сигаретой, и лица Гордона почти не видно в клубах дыма.

– Мне нужна операционная система более совершенная, чем у персонального компьютера.

– Купите триста восемьдесят шестой микропроцессор, винчестер большой емкости, ВАКС, – предлагает Гордон, наклоняясь к нему.

– Не уверен, что мне нужен персональный компьютер. Мне нужен такой компьютер, который сможет работать с глобальной вычислительной сетью, чтобы я мог передавать любую информацию… Понимаете?

– При нынешней технологии передача данных – не проблема. И каждый имеет доступ к вычислительной сети.

– Это верно, – соглашается Виктор. Он с такой силой бьет по столу ладонью, что все предметы на чайном подносе подпрыгивают. – Вы правы, Гордон, но все эти компьютеры слишком медленно работают. При частой связи с другими галактиками могут, к примеру, возникнуть непредвиденные задержки.

– Вы надо мной смеетесь, – говорит Гордон.

– Немного, – соглашается Виктор, кивая ему. – Вы мне так нравитесь, что я, пожалуй, выпью глоток вашего вшивого портвейна.

– Польщен.

– Тебе станет плохо, – предупреждает Эстел, наполняя его бокал.

С террасы, на которой мы сидим, открывается очень красивый вид. Завороженно смотрим на безукоризненно чистую лужайку. На ней несколько статуй, которые я сначала не разглядела: каменный олень как бы пасется на берегу пруда у искусственного водопада. Сейчас водопад замерз. И там же еще несколько животных, которых Эстел называет «наземными»: ежик, белка, бурундук, дикобраз.

– А почему нет муравьеда? – спрашиваю я.

– Или морской свинки? – подхватывает Гордон. Виктор поворачивается к Гордону:

– Морской свинки? – переспрашивает он.