Иду на кухню, стою над кухонным столом с фломастером в руке. Рисую оранжевую рожу на блокноте для записей поручений, которым мы не пользуемся. Разыскиваю сигареты Виктора и, закурив, пытаюсь выпускать дым так, чтобы одно колечко проходило через другое. Вырываю из журнала страницу рекламы и разрезаю на кусочки улыбающееся женское лицо. Потом пытаюсь сложить эти кусочки. Мою свои грязные туфли и протираю резиновые подошвы бумажным полотенцем. Услышав грохот реактивных двигателей, подхожу к окну. Самолеты уже пронеслись мимо, их сверкающие огни слабеют с каждой секундой.
Надо пойти погулять. Пойду на берег, промерзну до костей, буду с фонарем бродить по холодному песку, смотреть на длинные полосы сухих водорослей, разбитые раковины, на камни, которые в темноте так похожи на крабов. Подышу морозным воздухом и тогда, наконец, почувствую усталость.
Быстро натягиваю куртку, вытаскиваю телевизионный шнур из розетки и с телевизором под мышкой выскальзываю из квартиры. Спустившись вниз, подхожу к двери миссис Беркл, но внезапно меня охватывает робость, постучать не решаюсь. Обнаружив в кармане куртки огрызок карандаша, пишу записку на обороте счета бакалейного отдела: «Миссис Беркл, мы с Виктором купили новый телевизор и не хотим, чтобы два телевизора загромождали квартиру. Не могли бы вы найти применение этому? Были бы вам весьма признательны».
Оставив телевизор около двери, выхожу на улицу. Холодно, убийственно холодно. В спальне миссис Беркл горит свет. Мне становится не по себе: с чего это такой пожилой человек бодрствует в столь поздний час? Может, она больна? Или, может, случилось что-то? Мы с ней не виделись больше недели. Чувствую свою вину, но мне необходимо во что бы то ни стало убедиться, что миссис Беркл жива.
Решаю заглянуть в окно; нырнув под решетку, попадаю в узкий промежуток между домом и кустами. Пробираюсь вдоль стены дома, производя при этом слишком много шума, отвожу в сторону ветки, чтобы не поцарапаться. Ухватившись руками за выступ и прижавшись к стене, подтягиваюсь к окну.
Ее спальня напоминает по форме коробочку, в ней высокая узкая кровать и несколько круглых коробок для шляп, сваленных в углу, возле комода. Столики покрыты белыми кружевными салфетками, ночник, бюро. Миссис Беркл в ярко-оранжевом махровом халате с голубыми цветочками пристроилась в уголке своей постели; руки сложены на коленях, сидит, выпрямив спину и рассматривает фотографии, развешенные на противоположной стене. Тонкая шея вытянута вперед, стариковские очки сползают с носа. Черные с проседью пряди полос заколоты сзади и падают на спину. Пока я, цепляясь за выступ, смотрела в окно, она ни разу не пошевелилась.
Море не устает, оно всегда в движении. Бреду по кромке прибоя, там, где вода смывает песок, погрузившись в свои мысли, но прислушиваясь к его шуму. Смотрю на пустынный берег, и в этот краткий миг готова поверить, что когда-то давным-давно на нашей планете мир существовал без людей. Далеко впереди, по левую руку от меня, возвышается темная масса; на мгновение мне кажется, что на песке лежит мертвое тело. Однако вскоре выясняется, что это не человек, а тюлень, хвост у него оторвала акула. От его темного вздувшегося тела исходит тошнотворный запах. Обхожу его стороной. На берегу океана постоянно натыкаешься на останки животных, особенно зимой, когда сильные штормы. Пахнет протухшей рыбой, наполовину занесенной песком. Нагнулась, чтобы поднять ракушку, а оказалось, что это – клюв чайки. Большинство уверено, что жить на берегу моря – одно удовольствие, это так благотворно действует на нервы. Наверное, так оно и есть. Но на берегу моря то и дело натыкаешься на рыб с обглоданными хвостами, на бутылки из-под пива, целлофановые обертки, которые, проплыв много миль, наконец достигли берегов Халла. Прохожу мимо разбитых ловушек для ловли крабов, выброшенных на берег, порванных рыболовных сетей, обрывков каната.
Все же ночью на берегу очень красиво. С благоговейным трепетом смотрю на окружающий меня мир: мерцание звезд, белую пену прибоя, темные гребни волн. На фоне неба мелькают черные тени чаек.
Луна высоко в небе кажется крапчатой. Мы послали туда людей и наблюдали за их возвращением; они шумно приземлились в море близ берегов Нассау, а весь мир застыл в напряженном ожидании. Это событие затмило однажды мой день рождения: вся семья сгрудилась у телеэкрана, наблюдая за полетом космического корабля «Аполлон 11». Я выросла в атмосфере ожидания этого опасного путешествия, в мире спутников и компьютеров. Интересно, что сейчас, на исходе XX века, только старт космической ракеты еще притягивает внимание зрителей. И это, как я подозреваю со свойственным мне цинизмом, отнюдь не случайно: зрелище это привлекательно тем, что при запуске ракеты, когда чудовищной силы взрыв в лавине огненных облаков посылает ее в космос, может произойти катастрофа.