Умереть молодым

На столе, рядышком с рождественским вертепом, любовно украшенным миссис Беркл, сверкает гладкой поверхностью новой трубки ее телевизор. Гордон принес его сегодня, заменив цветной кинескоп и схемы, почистив все детали. Когда Гордон вошел с ним, миссис Беркл заплакала.

Наклонившись, миссис Беркл открывает холодильник; на спине выступают позвонки, под задравшимся подолом платья видны искривленные подагрой ноги. Ставит на место кувшин. Осторожно, медленно вносит блюдо с печеньем в гостиную, где я устроилась на кушетке.

Ставит поднос с соком и печеньем на кофейный столик и усаживается со мной рядом, разглаживая платье на коленях. Начинает: «Так вот, Мери», – и тут же испуганно прикрывает рукой рот. Мери – имя ее дочери.

* * *

Сегодняшний день, как и все остальные дни в последнее время, мы с Виктором проводим вместе, практически не выходя из дома. Спускались только за газетой, вынуть почту из ящика, возвратить молочнику пакет прокисшего молока. Мы почти не разговариваем друг с другом. Наше времяпрепровождение не назовешь насыщенным. Виктор большей частью по одну сторону груды наших вещей, которая все еще занимает середину комнаты, читает в своем кресле. Я – по другую сторону, валяюсь на постели, свесив голову вниз, и читаю, положив на пол журнал или газету. Посмотрев газету, вырезаю заинтересовавшие меня статьи и складываю их в коробку из-под обуви с надписью: «Прочитать». Разгадываю анаграммы на страничке юмора и мастерю рождественские украшения для нашей елки, используя для этого страницы реклам из журналов и клей. На кухонном столе сохнет целый набор Санта Клаусов, свечей, снеговиков и санок. Веночков, шотландских пони и ангелов.

Мало-помалу куча на полу уменьшается, мы с Виктором вытаскиваем из нее кое-какие вещи. Вчера, например, когда я была в душе, Виктор принес мою шкатулку с гребешками и украшениями и поставил ее на край раковины. Повесил в шкаф мои блузки, разобрал охапку джинсов. Вечером он сделал подливку для салата, а я разыскала в груде вещей набор специй, чтобы добавить в соус кориандр. Расставила по полкам его книги и положила рядом с его креслом пачку чистой бумаги. Ночи проходят тяжело, Виктор часто просыпается в ознобе и поту. Каждое утро меняет простыни, и я отвожу их в прачечную с небольшой стопкой носков и одним-двумя полотенцами. Отношения наши понемногу улучшаются.

За три дня только однажды зазвонил телефон, подошел Виктор. Гордон, конечно. Разговор был коротким, потом Виктор повесил трубку и спросил, не хочу ли я пойти к Гордону посмотреть фильм. Сегодня Виктор дремлет, когда раздается звонок. Знаю, что это Гордон. Включаю воду в кухне, чтобы Виктор не подслушал наш разговор, если проснется. Прижимаю трубку к самым губам, когда говорю.

– Не могу сейчас с тобой увидеться, – объясняю Гордону. – Мне важно побыть несколько дней с Виктором.

– Ты все время с Виктором, – обиженно ворчит Гордон. – Когда ты не была с Виктором?

– Ты понимаешь, о чем я говорю, – пытаюсь успокоить его.

Гордон тяжело вздыхает в трубку.

– Все еще сердишься, что я рассказал ему, зачем ты поехала в Бостон? Что собиралась повидаться с его отцом? Ты не права, Хилари.

– Нет, – соглашаюсь я. – Конечно, не права.

– Мы боялись, что ты утонула. Собирались звонить его отцу, чтобы узнать, не добралась ли ты туда другим путем. Мы не знали, что случилось.

– Понимаю, – отвечаю я. – Все понимаю.

– Давай увидимся в прачечной завтра утром, – просит Гордон. Он так старается сдерживаться. Голос печальный, хотя пытается говорить уверенно. – Посижу с тобой, пока белье стирается.

– Откуда ты знаешь, что я туда езжу?

– Потому что слежу за тобой, – отвечает он. – Пожалуйста, не сердись, но я ехал за тобой в своей машине.

* * *

Гордон звонит опять в шесть часов, он немного пьян. Виктор уже не спит, лежит в постели с книжкой в руках. Так как ночи для него ужасны, перед сном вводим ему небольшую дозу морфия, после чего он становится непривычно тихим и благостным. Сейчас он язвительно ухмыляется над своей книгой, подолгу не переворачивая каждую страницу.

– Завтра, – говорю я Гордону, – сейчас занята. Готовлю кое-что.

– Что ты делаешь? – спрашивает Гордон. В трубке слышен шум, доносящийся из бара, кто-то требует пива.

Объясняю Гордону, что готовлю обед, – это неправда. Не готовлю я никакого обеда, потому что перед Виктором все еще стоит стакан вина и остатки завтрака. Я отмеряю картон, чтобы сделать задники для рождественских картинок, вырезанных из журналов. Кухонный стол завален клеем, обрезками глянцевой журнальной бумаги и сохнущими бумажными украшениями. Я приделала бечевки к тем, что закончены, и повесила их на елку.

– А если бы я сказал тебе, что нам срочно надо увидеться? – спрашивает Гордон.

– Нам всегда надо срочно, – отвечаю ему. Проделав дырочку в голове игрушечного медведя, привязываю золотой ленточкой металлическое колечко.

– А что, если бы я сказал, что здесь был отец Виктора и расспрашивал о нем?

– Когда? – Положив медведя на стол, счищаю зубцом вилки клей с пальцев. – Где ты? У Кеппи?

– В «Таверне».

– Откуда ты знаешь, что это его отец?