Читаем Умереть на рассвете полностью

В начале марта пропала Фроська. Иван привык, что баба живет на два дома — уходит, потом приходит, но тут совсем перестала появляться. В первый день Иван не шибко переживал — мало ли какие дела. Теленок родился слабым, пришлось его в дом брать, молоком отпаивать. Вдруг приболел — бегает Фроська, ищет коновала либо знахарку. Теленок — он как ребенок. На второй день начал думать, что Фроська знахарку нашла, сидит теперь, телю отпаивает — лекарствами, снадобьем каким. Но когда баба не явилась на хутор в третий день и не пришла ночевать на третью ночь, Иван заволновался. Еле-еле дождался утра, запряг в сани кургузого мерина (у цыган выменял на жеребца с хутора Романов), кинул мешок муки — подарок родителям и бывшей жене, и поехал в Демьянку.

До деревни можно было пешком дойти, если коня не запрягать — даже быстрее бы получилось, но как не похвастаться мерином?

Весна выдалась ранней. Санный путь, с ночи покрытый ледяной коркой, грозил к обеду превратиться в снежную кашу. А это и хорошо и плохо. Плохо, оттого что скоро будет ни пройти ни проехать, пока не высохнет. Хорошо, оттого что ловить их труднее станет. Покамест грех жаловаться, их не шибко-то и ловили. Местная власть — тот же начволмил Зотов, со своими двумя милиционерами, был прекрасно осведомлен, кто раскатывает по хуторам и грабит селян. Но арестовать Ивана или еще кого-то из банды не рисковал. Арестуешь, а доказательства где? К тому ж начволмил был трусоват, связываться с вооруженными людьми ему не хотелось. Говорили, что просил Зотов помощи в уезде да и в губернии (благо Череповец теперь и уездный центр, и губернский), но ни губерния, ни уезд помощи не прислали.

Слышали, что в Череповец обещали прислать нового начальника утро для борьбы с бандитизмом. Старый, говорят, поцапался с начгубмилом и уходит. Раньше уголовный розыск был сам по себе, а теперь его подчинили губернской милиции. Вот начальник губернского утро и обиделся, не желая подчиняться, приказы начмила не исполнял. Николаеву это было на руку — пока милиция и утро выясняли отношения, он со своей кодлой неплохо погулял. Случались, конечно, огрехи, как без этого? Была у Васьки наводка на лавочника — на улице Деревенской Бедноты керосиновую лавку держит, деньгами взяли немного — рублей пятьдесят, да бочку керосина ведер на пять. Даже и рассказывать не о чем. Мужичок их увидел, в лице изменился, все деньги, что в кассе были, выгреб да к ним и понес. Даже наган не надо было доставать. Как и догадался-то? Бочку ему было жальче, чем денег, но уступил. Ниче, у него таких бочек еще десять.

Попутно взяли еще сушеного леща — рыбак не расторговался, хотел домой уезжать, за пятьдесят рублей подвоза уступил.

Бочку толком не закрепили, на повороте сани тряхнуло, и вылетел годовой запас керосина в овраг. Лезть вниз, вытаскивать бочку не хотел ни Васька, ни Иван. А по приезду домой пришлось выкинуть и леща — вся рыба провоняла керосином. Такое вспомнить — и смех и грех. Зазря скатались!

В январе-феврале немного пощипали кулаков на хуторах. Себя зерном и мукой обеспечили с лихвой, пудов с сотню Ваньке Сухареву отдали на продажу. Официант брал и просил еще. В Петрограде у частников с мукой совсем худо, потому что мельницы, в первую очередь, отпускали муку государственным пекарням и хлебозаводам, а нэпманам — что останется. Сухарев теперь напрямую не мечтал о целом вагоне, но как-то обмолвился, что склад у него есть. Будет где мешкам отлежаться, пока он с железнодорожниками договаривается. И с грузчиками трудностей не предвидится. Можно вполне законно пойти к начальнику исправдома, запросить арестантов на погрузку вагона. И обойдется все это дело по два рубля на человека! Исправдом нынче имеет право давать арестантов — особенно тех, кто за мелкое хулиганство сидит, на общественно полезные работы. Двойная, нет, даже тройная польза получается: во-первых, арестанты при деле, а не плюют в потолок, во-вторых, физический труд воспитывает советского человека, а в-третьих, исправдом зарабатывает свою копеечку. При арестантах, конечно, надзиратель имеется, но он тоже человек. Может и не видеть, куда и откуда погрузка шла.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги