Умереть снова

На экране появляются названия файлов с иконками, но они такие маленькие – разглядеть в подробностях невозможно. Риццоли кликает по первой иконке, и фотография открывается во весь экран. Улыбающийся темноволосый человек лет тридцати, одетый в джинсы и жилет фотографа, с рюкзаком через плечо. Он стоит в аэропорту в очереди на регистрацию. У него квадратная форма лица и мягкие глаза, во всем его облике какая-то счастливая невинность, невинность ягненка, который не подозревает, что путь ведет его на скотобойню.

– Это Эллиот Готт, – говорит Риццоли. – Настоящий. Снято в Бостоне шесть лет назад перед посадкой в самолет.

Я разглядываю черты его лица, кудрявые волосы, форму черепа.

– Он так похож на…

– На Алана Роудса. Вероятно, потому Роудс и выбрал его в качестве жертвы. Он нашел похожего человека и выдал себя за Эллиота Готта. Знакомясь с Сильвией и Вивиан в ночном клубе в Кейптауне, он представился уже как Готт. Он воспользовался паспортом и кредитными карточками Эллиота, заказывая билет в Ботсвану.

Там-то я с ним и познакомилась. Помню день, когда впервые увидела человека, назвавшегося Эллиотом. Это было в малом терминале аэропорта в Мауне, где мы всемером ждали посадки на рейс в дельту. Помню, что побаивалась лететь на таком маленьком самолете. Помню, как Ричард сетовал, что я, мол, не прониклась духом приключения, удивлялся, почему я не могу смотреть на это веселее, подобно хорошеньким блондинкам, хихикавшим на скамье. О первой встрече с Эллиотом я не помню почти ничего, потому что полностью была сосредоточена на Ричарде. На том, что теряю его. На том, что он пресытился мной. Это сафари было моей последней отчаянной попыткой спасти то, что было между нами, и я почти не обращала внимания на неловкого человека, который обхаживал блондинок.

Риццоли показывает следующую фотографию. Это селфи, снятое на борту самолета. Настоящий Эллиот улыбается с сиденья, а его соседка приветственно поднимает на камеру бокал с вином.

– Это фотографии, сделанные на сотовый. Эллиот отправил их по электронной почте своей подружке Джоди. Это ежедневная хроника того, что он видел и с кем встречался, – говорит Риццоли. – У нас нет текста, сопровождавшего фотографии, но это документальные свидетельства его путешествия. И наснимал он их немало.

Она показывает следующие фотографии: Эллиот ест на борту самолета, солнце восходит за иллюминатором. Еще одно селфи: он с глуповатой ухмылкой свешивается в проход, чтобы показать кабину у себя за спиной. Но на этот раз я смотрю не на Эллиота, а на человека, сидящего рядом с ним, его лицо хорошо видно.

Алан Роудс.

– Они летели одним рейсом, – говорит Риццоли. – Там, в самолете, наверно, и познакомились. А может быть, еще раньше – в Бостоне. Но вот что нам точно известно: ко времени прилета Эллиота в Кейптаун у него был друг, с которым он проводил время.

Она кликает еще по одной иконке, и на экране возникает новая фотография. Эллиот и Роудс на Столовой горе.

– Это последняя фотография Эллиота. Джоди Андервуд поместила ее в рамочку и подарила отцу Эллиота. Мы полагаем, она висела в доме Леона, когда Алан Роудс привез туда снежного барса. Леон узнал Роудса по фотографии. Вероятно, спросил, откуда тот знал Эллиота и как они оба оказались в Кейптауне. Позднее Леон сделал несколько телефонных звонков. Первый звонок – Джоди Андервуд, он просил у нее фотографии, присланные Эллиотом. Второй – в Интерпол, пытался связаться с Хенком Андриссеном. Эта фотография стала катализатором всего, что случилось потом: убийство Леона Готта, убийство Джоди Андервуд, может быть, даже смотрительницы зоопарка Дебры Лопес, потому что она, скорее всего, присутствовала во время его разговора с Готтом. Но больше всего Роудс боялся вас.

Я смотрю на экран ноутбука:

– Потому что только я знала, кто из них двоих был на сафари.

Риццоли кивает:

– Он не мог допустить, чтобы вы увидели эти фотографии.

Я не могу больше смотреть на лицо Роудса и отворачиваюсь.

– Джонни, – шепчу я.

Это единственное слово, которое я произношу. Просто «Джонни». Он внезапно возникает перед моим мысленным взором – стоит в лучах света, с рыжеватыми, как львиная грива, волосами. Я помню, как он стоял, твердо упершись ногами в почву, словно дерево в его родной африканской земле. Помню, как просил меня верить ему, говорил, что я должна научиться доверять самой себе. И еще я вспоминаю, как он смотрел на меня у костра, как отблески пламени плясали на его лице. Если бы я только прислушалась к моему сердцу. Если бы вручила свою судьбу человеку, которому хотела верить.

– Теперь вы знаете правду, – мягко говорит доктор Айлз.

– Все могло быть совсем иначе. – Я моргаю, и по моей щеке стекает слеза. – Он изо всех сил пытался сохранить нам жизнь. А мы все обратились против него.

– В некотором роде, Милли, он спас вашу жизнь.

– Как?

– Благодаря Джонни… вашему страху перед ним… вы скрывались в Таус-Ривере, где вас не мог найти Алан Роудс. – Доктор Айлз кидает взгляд на Риццоли. – Пока мы так неудачно не доставили вас в Бостон.

– Наша вина, – признает Риццоли. – Мы думали про другого человека.