После хохота, вновь пробудившего всю округу, напарники примолкли, внимательно присматриваясь к окружающему. Небо уже светилось рассветным заревом. Утро выдалось на удивление теплым, в долине полыхнула вспышкой «энерго», и округа огласилась кабаньим визгом. Сразу за этим послышался лай целой своры псов.
– Поди, опять пытались «закабанить» этого зверюгу, а он от них через аномалию ломанулся. Ему-то что? Он – бронированный, живучий, а псам, наверное, здорово досталось. Теперь своих же сородичей и отведают в жареном виде, – выразительно прокомментировал Плакса, когда тарарам внизу стих. – Ну, и чем же ваш конфуз закончился?
– На окраине болота рос небольшой кустарник, с очень красивыми цветами – чуть ли не весь спектр радуги. Вершку приспичило по нужде, и он решил прикрыться кустиками. Стеснительный же – аж не могу… Заодно захотел посмотреть на цветы – с чем их едят, таких красивых… Только он пристроился у куста, как истошно заорал и дернул в мою сторону, держа штаны в руках. Я минут десять пытался прервать его крики и узнать, в чем же дело. А когда он, не переставая подпрыгивать, повернулся ко мне, так сказать, тыльной стороной, я обомлел! Всю задницу Вершка истыкали отвратительного вида иглы, раскрашенные желто-черными полосами. А с кончиков их капала какая-то смрадно пахнущая жидкость. Хорошо хоть я не умудрился сразу голыми руками за них ухватиться, а то, быть может, был бы сейчас как Половинка – с одними культями. Надел перчатки и начал понемногу иглы из Вершкового крупа удалять, но, видимо, операция было настолько болезненна, что терпеть ее он просто не мог ни при каких обстоятельствах. В течение целого часа мне не удавалось ничего с Вершком поделать. Он крутился как юла и материл на чем свет стоит гербарии и ботаников всего мира! Наконец, этот «крупный дикобраз» замер, лишь слегка постанывая. Откуда ж энергии для дальнейшего ора было взяться после такого концерта? В это время даже болотные лягушки с тритонами примолкли, удивляясь, что за маэстро в их краях появился, диковинка эдакая… Да и не только они. Монстры разбежались по камышам и долго еще боялись оттуда показываться.
– Ох, уморил! – Плакса не мог остановиться и уже начал икать от смеха. – Вот скажешь тоже! А дальше?
– Дальше? – Рекса самого пробрал хохот, и он прыскал в рукав. – Орать он перестал, но места себе все же найти не мог, и постоянно крутился возле меня, как заведенный. Не мог и я его поймать, сколько ни пытался. А ведь подозревал, что добром промедление не закончится. Промаявшись еще с полчаса, я принял, наверное, единственно правильное решение. Словом, двинул Вершку в челюсть помалу, но, видно, как раз эту самую малость переборщил. Выяснилось, правда, это чуть позже, когда в чувство его привел и попытался с ним заговорить. Оказалось, что как раз говорить, как, впрочем, и есть твердую пищу Вершок еще какое-то время не сможет. Ну, разве, лишь только сквозь плотно сжатые для срастания челюсти. У него только мычать тогда хорошо получалось! Причем, очень смахивало на целое стадо псевдокоров, объевшихся на этих лугах белены. Я даже испугался немного, подумав, что он может каких-нибудь псевдобыков привлечь брачным зовом. Ни о каком гербарии, конечно, и речи больше не шло. Пришлось весь собранный нами скирд бросить и легкой трусцой двигать напрямки до базы. После этого мы еще сутки, не спавши, добирались. Я тогда не знал, чем это грозит Вершку, поэтому даже пытался шутить в дороге: хорошо, мол, с тобой в рейде – спи на всех привалах сам, ведь напарник-то не только спать, а даже сидеть не может. Жаль, мол, только, что не люблю я с детства группу «Звуки Му». И как он, интересно, тогда удержался и не пристрелил меня?..
– Слушай, – Плакса катался в своей нише, держась за живот, – а ты доить его не пробовал?
– О чем ты говоришь? Какая дойка бешеной коровы может быть?! – Рекс попытался сделать серьезное лицо, но, посмотрев на напарника, не удержался и вновь прыснул. – Да-а-а… Тогда-то мне не до смеха было.
– Ну, ты даешь! – Плакса не мог уже смеяться и даже икать, а лишь судорожно хрюкал, откинувшись на каменном выступе, и топал ногами. – А дальше?
– А дальше – больше. После того, как докторила наш с Вершковой задницей поработал, в тысячный раз поиздевавшись над очередным клиентом, в которых у него никогда отбоя не было, стало ясно, что на мягком месте Вершку больше не сидеть. Так как оно у него, после некоторых удалений, произведенных нашим Пилюлькиным, превратилось в очень даже жесткое место.
Дождавшись, когда напарник успокоится, Рекс закончил:
– И ведь самое главное, в чем суть конфуза, – при удалении мягких тканей Пилюлькин достал из упомянутого тела обломок полосатой иглы. Рассмотрев его поближе, повернулся ко мне и спросил: кто, мол, нас, – идиотов, надоумил отдыхать в кустарнике игольчатой фиалки? А Горыныч, узнав, за чем мы ходили, обматерил, назвав нас придурками, и сказал, что ему еще стреляющего отравленными иглами растения в баре не хватало.
– Вот уж действительно – нарочно не придумаешь! А баба та что сказала по этому случаю?