Современная похоронная культура Верхнего Поволжья до сих пор включает в себя некоторые эпизоды, которые можно отнести к традиционным формам. В целом они укладываются в рамку поминальной обрядности русских и, шире, восточнославянских народов (Носова
1993: 148–155; Кремлева 1999: 445–459; Кремлева 2001: 72–87; Седакова 2004). Опубликованных работ о локальных версиях похоронных и поминальных ритуалов, которые существовали в этом регионе в конце XIX – начале XX в., немного. Из архивных источников самым значимым является корпус материалов этнографического бюро В. Н. Тенишева, относящийся к концу XIX в. (Русские крестьяне 2004). В статье Г. К. Завойко в контексте локальных суеверий и представлений описан похоронный обряд Владимирской обл. начала XX в. (Завойко 1914). Наиболее подробное и последовательное описание похоронно-поминальной обрядности Костромского края представлено в работе В. И. Смирнова (Смирнов 1920). Материалы, на которые он опирается, были собраны в начале XX в. в разных уездах губернии (Причитания 1920). Некоторые детали городского похоронного обряда того же периода в Костроме можно узнать из воспоминаний костромского учителя и краеведа Л. А. Колгушкина (Колгушкин 2002). Все эти материалы описывают основные этапы похорон и содержательную линию перехода покойного из мира живых в мир мертвых. Даже в этих описаниях, какими бы неполными они ни были, можно увидеть, что конкретные эпизоды обряда по форме и интерпретации варьируют в разных локальных версиях.Одним из примеров традиционных похоронных практик является обычай вешать белое полотенце на угол дома, распространенный в некоторых районах Верхнего Поволжья (Смирнов
1920; Шустрова 1998: 71; Жесса-Анстет, Шустрова 2000: 19; Лепёшкина 2011б; Морозов 2012: 378). Он связан с представлением о том, что душа покойного навещает свой дом и утирается этим полотенцем. Белая ткань на доме также оповещает членов местного сообщества о смерти человека. Сегодня этот обычай сохраняется в сельской местности и небольших городах. Во время полевых исследований в Мантуровском, Межевском и Парфеньевском районах Костромской обл. мы неоднократно видели полотенца или отрезы белой ткани, закрепленные на углу или окне дома. В разговорах с местными жителями мы упоминали увиденные полотна, и почти всегда наши собеседники знали, о каком доме шла речь и после чьей смерти оно было вывешено. Разные версии этого обычая могут различаться по приуроченности к этапам похоронного обряда. Один вариант предписывает вешать полотенце сразу после смерти человека (или появления покойного в доме). Так принято делать, например, в Межевском р-не Костромской обл.Мне кажется, что когда уже покойник дома. Ну, если он дома умер, то сразу. А если привезли, то когда привезут (ПМ1 Чесноковой Е. Г.
: 28).В Мантуровском р-не полотенце вешают после выноса гроба или по возвращении с кладбища, т. е. эта практика приурочена к моменту, когда покойник уже покинул стены дома:
Покойника вынесли из дома когда, полотенце приколачивается вот в угол, и висит оно до 40‑го дня. В передний правый. Там, где иконы. Только снаружи (ПМ1 Чесноковой Е. Г.
: 01).Выбор места, где закрепляется полотенце, вероятно, связан с представлениями о сакральном статусе переднего (красного) угла, который принято считать духовным центром жилища и который семантически отождествляется с домом в целом (Криничная
2009). В многоквартирных домах, где затруднительно закрепить ткань на углу здания, ее вешают на окно. Оно, как и божница, расположенная в переднем углу, наделялось сакральным значением пограничного локуса жилища. Поэтому также существовал обычай ставить на окно чашку с водой, чтобы «душа умывалась», посещая дом (Байбурин 1983: 135).Обычай вешать после смерти человека на дом полотенце, по данным Д. К. Зеленина, был известен на обширной территории проживания восточнославянских народов (Зеленин
1991: 345). Современные материалы свидетельсвуют о том, что он имеет скорее локальный характер и представлен даже не во всем Верхнем Поволжье. В Костромской обл. есть районы, где такая практика неизвестна. Например, в Нерехтском р-не вид вывешенной белой ткани воспринимается как что-то чужое, в большей степени маркируя исполнителей этого обычая как пришлых, нежели информируя о случившейся смерти: