— Прошу о снисходительности! Мы пилигримы, направляемся на Светлый обряд в Эрзу Дамат. Если необходимо, мы заплатим за право прохода, хотя надеемся на твое великодушие.
Фанатик хрипло рассмеялся и взмахнул своим железным посохом.
— Мою плату нельзя уменьшить! Я требую жизни самого злого в вашем обществе, и вы все должны продемонстрировать свои достоинства! — Расставив ноги, в развевающемся на ветру плаще, он сверху вниз смотрел на плот.
Пилигримы забеспокоились, украдкой поглядывали друг на друга. Поднялся ропот, превратившийся в смесь заявлений и требований. Громче всех слышался скрипучий голос Гасмайра:
— Я не могу быть самым злым! Жизнь моя полна милосердия и аскетизма, и во время игры я не участвовал в этом низком развлечении.
Другой голос:
— Я еще более добродетелен, я питаюсь только сухими бобами, чтобы не отнимать ни у кого жизнь.
Третий:
— Я еще более благочестив, я ем только кожуру от бобов и упавшую с деревьев кору, чтобы не уничтожать даже растительную жизнь.
Еще один:
— Мой желудок отказывается принимать овощи, но я провозглашаю те же благородные идеи и позволяю только мясу погибших животных касаться своих губ.
Еще:
— Я однажды переплыл огненное озеро, чтобы известить старуху о том, что злодеяние, которого она опасалась, не произошло.
Кугель заявил:
— Моя жизнь — беспрестанное унижение, и я неколебим в своем служении справедливости и равновесию, хотя это причиняет мне жестокую боль.
Войонд был менее решителен:
— Я Маг, правда, но своим искусством я способствую коренному улучшению общественных нравов.
Наступила очередь Гарстанга.
— Моя добродетель исключительна, она получена путем изучения мудрости прошедших столетий. Я не могу не быть добродетельным. Обычные мотивы, движущие человеком, для меня не существуют.
Наконец высказались все, кроме Лодермюльха, который стоял в стороне с угрюмым выражением лица. Войонд указал на него пальцем.
— Говори, Лодермюльх! Докажи свою добродетель, или будешь признан самым злым, что будет означать конец твоей жизни!
Лодермюльх рассмеялся. Он большим прыжком поднялся на плотину. Тут он выхватил меч и принялся угрожать фанатику.
— Мы оба злые, ты и я, раз ты ставишь такое нелепое условие. Опусти цепь или встречай мой меч!
Фанатик развел руками.
— Мое условие выполнено! Ты, Лодермюльх, продемонстрировал свою добродетель. Плот может проплыть. Вдобавок, поскольку ты обнажил меч в защиту чести, я даю тебе эту мазь — если потрешь ею лезвие, оно разрежет железо и камень так же легко, как масло. А теперь в путь, и пусть благоприятным для вас будет Светлый обряд!
Лодермюльх принял мазь и вернулся на плот. Цепь опустили, и плот без препятствий проплыл мимо плотины.
Гарстанг осторожно похвалил поведение Лодермюльха. Но добавил:
— На этот раз импульсивное, нарушающее все порядки действие привело к хорошему концу. Но если в будущем возникнут аналогичные обстоятельства, лучше бы сначала посоветоваться с остальными, доказавшими свою набожность и мудрость: со мной, с Войондом, с Субукулом.
Лодермюльх равнодушно ответил:
— Как хочешь, если только это не приведет к задержкам и неприятностям для меня. — И Гарстанг вынужден был удовлетвориться этим.
Остальные пилигримы с неудовольствием поглядывали на Лодермюльха и не поддерживали с ним общения, так что тот сидел в одиночестве в передней части плота.
Наступил полдень, потом вечер и ночь. Когда пришло утро, оказалось, что Лодермюльх исчез.
Все были удивлены. Гарстанг начал расспросы, но никто не смог пролить свет на эту тайну, и не было согласия в вопросе о том, что означает его исчезновение.
Как ни странно, исчезновение непопулярного Лодермюльха не помогло восстановить первоначальную бодрую и товарищескую атмосферу в группе. Отныне каждый пилигрим предпочитал сидеть в одиночестве, бросая мрачные взгляды направо и налево. Игр больше не было, не было и философских дискуссий, даже объявление Гарстанга, что до Эрзы Дамат остался только день пути, не вызвало энтузиазма.
Эрза Дамат
В последнюю ночь перед прибытием в Эрзу Дамат на борту плота воцарилось подобие прежнего товарищества. Смотритель Витц исполнил несколько вокальных упражнений, а Кугель показал несколько па танца с высокими подпрыгиваниями, который исполняют ловцы омаров в Каучике, где прошла его юность. Войонд, в свою очередь, произвел несколько простых превращений, а потом показал небольшое серебряное кольцо. Он подозвал Хакета.
— Коснись языком, потом прижми кольцо ко лбу и посмотри вокруг.
— Я вижу процессию! — воскликнул Хакет. — Мимо идут мужчины и женщины, их сотни, тысячи! Впереди мои отец и мать, затем дедушки и бабушки… но кто остальные?
— Твои предки, — объявил Войонд, — каждый в характерном для его времени костюме, вплоть до первобытного троглодита, от которого произошли мы все. — Он спрятал кольцо и достал из мешка тусклый сине-зеленый камень.