Умирающее общество и Анархія

Имѣть уродливое ухо или уродливый нос — особенно нос, конечно очень непріятно, особенно если этот недостаток принимает слишком смѣшную форму. Нѣт ничего красиваго в том, чтоб имѣть на лицѣ какой-нибудь нарост или пятно; очень часто это бывает одинаково непріятно как для самого человѣка, так и для тѣх, кто на него смотрит. Однако мы всегда думали, что имѣть такого рода уродство и без того достаточно горестно, чтобы еще вдобавок на человѣка смотрѣли как на преступника. Но так как таково именно мнѣніе Ломброзо, то нам остается только довести его до крайних послѣдствій и потребовать, чтобы акушерок и врачей обязали убивать всѣх новорожденных, являющихся на свѣт с уродливым носом или ухом. Всякое пятно на кожѣ составляет вѣрный признак нравственной испорченности. Возьмите, напримѣр, меня: у меня, помнится, есть гдѣ-то на тѣлѣ такія пятна, а к тому же я — анархист, что уже само по себѣ считается нѣкоторыми признаком преступности; все это отлично подходит одно к другому и ясно говорит за то, что я должен стать преступником. А слѣдовательно, нужно предать меня смерти: теорія очевидно предсказывает мнѣ смерть на эшафотѣ. Правда, если бы приложить эту доктрину ко всѣм, кто под нее подходит, то, может быть, в живых осталось бы очень мало людей, но зато каким бы совершенным оказалось человѣчество и в нравственном и в физическом отношеніи! Никогда не нужно отступать перед логическими послѣдствіями какой-нибудь теоріи, когда она основывается на наблюденіи, как теорія Ломброзо!

Что касается татуировки, то мы, конечно, никогда не считали ее признаком особенно высокаго эстетическаго развитія: это — атавизм, под вліяніем котораго люди стремятся усовершенствовать свою «естественную красоту» разными украшеніями — совершенно так же, как это дѣлали наши предки в каменный вѣк. Тот же самый атавизм заставляет до сих пор многих женщин прокалывать себѣ уши, чтобы вставлять туда кусочки металла или блестящіе камни, совершенно так же, как бразильскіе ботокуды и нѣкоторыя австралійскія и африканскія племена прорѣзывают себѣ губы, носовой хрящ, или уши и вставляют туда круглые куски дерева или металла, что, с их точки зрѣнія, придает им необычайную красоту.

Мы всегда считали эти пріемы черезчур первобытными, но до сих пор не видѣли в них никакого проявленія жестокости; однако, раз уж Ломброзо нас просвѣтил, то мы надѣемся, что нас избавят не только от людей, которые себя татуируют, но и от тѣх женщин, которыя прокалывают себѣ уши или красят волосы.

Тот же ученый сдѣлал попытку установить на таких же шатких основаніях и тип политическаго преступника; но разбор этого завлек бы нас слишком далеко, а потому мы ограничимся критикой его теоріи преступности в собственном смыслѣ слова.

Нашлись, впрочем, другіе, болѣе развитые, ученые, которые сами скоро подвергли критикѣ эти черезчур фантастическія соображенія и доказали, как мало значенія имѣют тѣ признаки преступности, которыми хотѣли надѣлить людей, обозначенных кличкою преступников. Проф. Манувріе, напримѣр, в своих лекціях в Парижской Антропологической Школѣ (1890–91 г.г.) блестящим образом разбил теорію Ломброзо и его послѣдователей. Показав, прежде всего, неосновательность самих наблюденій, на которых итальянскій ученый и его послѣдователи основывались для характеристики своего преступнаго типа, для котораго они избрали людей, уже искалѣченных тюрьмою или вообще ненормальною жизнью, Манувріе говорит затѣм, что у людей могут быть извѣстныя наклонности к того или другого рода поступкам, но что они не предназначены строеніем своего мозга или скелета непремѣнно совершить эти поступки и стать таким образом тѣм, что называется преступником. Извѣстнаго рода наклонность может с одинаковою вѣроятностью привести человѣка, смотря по обстоятельствам, как к поступку, который считается похвальным, так и к поступку, считающемуся преступным.

Напримѣр, большая мускульная сила может, в момент гнѣва, сдѣлать из человѣка убійцу, но она же может сдѣлать из него и полицейскаго, задерживающаго преступника. Сильныя страсти, презрѣніе к опасности и к смерти, которую человѣк с одинаковою легкостью готов и причинить другому и встрѣтить сам — все это одновременно — и пороки, встрѣчающіеся у преступника, и добродѣтели, требующіяся от солдата. Изворотливый ум, склонный к обману, вкрадчивый и льстивый, могут сдѣлать из человѣка плута, совершающаго цѣлый ряд краж и мошенничеств; но, вмѣстѣ с тѣм, это — тѣ же самыя свойства, которыя нужны для хорошаго сыщика и слѣдователя.

Идя послѣдовательно за своею аргументаціею, Манувріе приходит к тому выводу, что иногда бывает очень трудно отличить так называемаго преступника от так называемаго честнаго человѣка и что многіе из тѣх, которые находятся на свободѣ, должны были бы быть в тюрьмѣ, и наоборот.