Умирать вечно

Я умер? Верояно… Хотя постойте, ведь мы успешно отбили нападение партизан, после чего я добрался до постели и заснул… Хм, что за бред, какие партизаны? Ведь я стою вовсе не на земле бывшей Белоруссии, не сплю на какой-то пропахшей клопами шконке охотничьего форта, а нахожусь здесь, на вершине мира, на самой высокой точке, какая только может существовать…

Вверху плывут облака, молочно-белые, стремительные и неуловимые. В ушах поет ветер. Глаза слезятся и от ветра, и от ослепительной красоты, какая открывается с такой высоты. Пусть я ничего не вижу кроме тумана снизу и молочной пелены сверху, но отчего-то это зрелище кажется самым красивым на свете… Потому что напоминает о единственном счастье, какое только способно испытать живое существо: о свободе.

Да, вот оно слово, которое подходит для описания этого счастья.

Свобода.

Не та свобода, о которой грезит узник темницы. Не та свобода, которая поет в душе парашютиста, камнем падающего к земле. Не та свобода, что покупается и продается. Ведь это лишь свобода для тела, но не для души, не для разума и не для воли. Кто-то может утверждать обратное, не соглашаться со мной, кричать, что я несу полный бред, но мне, честно говоря, плевать. Каждый понимает мир по-своему, потому что каждый идет своей дорогой. В конце пути каждый видит что-то свое, непонятное и недоступное другим, но отчетливо осознаваемое самим путником. Точно так же каждый определяет для себя основные жизненные понятия, заключает в них личный смысл, основанный на индивидуальном опыте и индивидуальном мироощущении.

Не так давно я не задумывался о том, что такое свобода. Вернее, та часть меня не задумывалась, что уже начала растворяться в хаосе небытия. Эта обреченная на исчезновение часть рассуждала о свободе с обывательской глупостью и недальновидностью… Свободу попугаям!.. Примерно так…

Но теперь-то я знаю, что такое настоящая свобода. Хотя мне еще неясно, откуда в голове возникают подобные мысли, странные, может даже страшные, словно приходящие короткими пульсациями из глубокого космоса; будто чье-то сознание вливается мизерными квантами памяти, как капает в подставленный сосуд вода.

Поразительное ощущение раздвоенности! Но вместе с тем кажется, что я уже испытывал это ощущение, притом не один раз… Как dИjЮ vu, но все ж не то. Как прозвучавший безлунной ночью далекий паровозный гудок, едва различимый и тут же угасший, но отраженный горами и вернувшийся вновь. Я чувствую, что мне очень трудно управлять ходом своих мыслей; наверное, нечто схожее испытывает и больной шизофренией в моменты обострения, хотя я никогда раньше не страдал этой болезнью.

Зато от четкого осознания понятия «свобода» в моем сердце разгорается холодное, но болезненно-жгучее пламя тоски. Странно, не правда ли? Свобода ассоциируется у меня с величайшим счастьем, но в то же время погружает в пучину глубочайшей тоски… Парадокс, который я не в силах преодолеть; порог, через который я не в силах переступить.

Опять под ногами светло-серые прямоугольники из похожего на бетон материала. Но это не бетон. Я стою на широкой площади, поднятой, очевидно, на огромную высоту над поверхностью. Чувствуется подо мною невероятная тяжесть камня, что скрывается под площадью. Камня, должно быть, складывающего огромную башню или крепость.

Впереди два силуэта. Или мне кажется? Нет, действительно, впереди я вижу два человеческих силуэта. Они стоят лицом один к другому на расстоянии шагов в триста. На одном из них была сверкающая золотом кираса, повторяющая контуры геракловых мышц; золотые накладки на руках и ногах, отполированные до ослепительного блеска; красивый шлем времен гомеровской «Илиады» с витиеватым гербом. Другой же был одет в простой плащ серого цвета, в такие же брюки и черные лакированные туфли. Странно, что я мог разобрать эти детали.

И вовсе уж странно, как, почему и зачем эти два так отличающихся друг от друга человека стоят здесь вместе. Они отличаются не столько внешне, нарядом, сколько по сути. Один, тот, что в доспехах, может быть лишь великим полководцем, прославленным еще при жизни и всегда побеждавшим в боях. Другой же может быть… кем угодно. Они стоят неподвижно, молча, но напряженно. Они готовятся к битве…

К битве за свободу…

Я открыл глаза.

— Что? — хрипло выдал заспанный голос.

— Вставай, говорю! — приказала Ника. — Пора ехать.

Я с кряхтением поднялся с кровати, минуту сидел, держа тяжеленную голову в ладонях, потом встал и зашагал к умывальнику. Вспомнилась вчерашняя ночь, пьяные разговоры с Александром, которого теперь уже больше нет в живых. Пришли воспоминания о погонях за напавшими на нас партизанами.

— Боже, я оказался в аду, — простонал я, разглядывая собственное отражение в мутном зеркале.

— Это точно, — согласилась девушка, затем бросила мне чистое полотенце, а на кровати я заметил уже подготовленную для меня форму защитного цвета. — Пошевеливайся, мы отправляемся через десять минут.