Умница и Сказочник

Вспомнила потом, как она умирала. Она спокойная была, в том плане, что готова к смерти, чувствовала как будто ее приход. Повторяла только, главное, что меня вырастила, большего ей и не надо. И надеялась, я встречу хорошего человека, который меня по достоинству оценит…

И вспомнился отчего-то наш с ней разговор, мне тогда было лет пятнадцать, наверное…

– А кто был дедушка, ба? – мы шли из магазина, и она сетовала на распущенность молодежи, говоря, что в ее времена такого не было. Помню, она немного смешалась на мой вопрос. А потом вдруг улыбнулась, по-доброму так, я запомнила, потому что никогда не видела, чтобы она так улыбалась.

– Он не был каким-то важным человеком, или с выдающимися способностями, – начала говорить, глядя с этой улыбкой куда-то перед собой. – Но в нем было главное: он любил меня. И я это знала, чувствовала его любовь, Майя. Потому и говорю тебе: не бросайся в омут с головой. Одна настоящая любовь стоит многих ненастоящих. Они прнесут только боль.

– А настоящая? – я смотрела на бабулю, не отрываясь.

– Боль неизбежно будет. Жизнь такая штука, она всегда проверяет тебя на прочность. Но когда есть любовь, выстоять гораздо больше шансов.

– И что, вы с дедушкой сразу полюбили друг друга?

Она снова улыбнулась.

– Да… В такое, наверное, трудно поверить… Мои родители были против. Они считали, он не подходил мне. По многим причинам. Опять же, я была юна, и они считали это простым увлечением. Но я знала, это любовь. Порой достаточно мгновения, чтобы это понять. И я пошла наперекор родителям, мы поженились. И это было прекрасное время, Майя.

– А что потом?

По ее лицу пробежала тень.

– Он умер. Через семнадцать лет брака. Сердечный приступ.

Я помню, я тогда расплакалась. Почему-то было жутко жалко бабушку. Она обняла меня, похлопала по спине.

– Ну полно, – сказала мне, – не стоит плакать, Майя. Потому что у меня было семнадцать лет счастливой жизни, а могло и не быть. Так ведь? А еще родилась твоя мать. И теперь ты. Разве это не счастье?

Неужели все это было только притворством? Можно так хорошо врать? Или все-таки Демид прав, и бабушка не знала ничего о том, что настоящая ее внучка все эти годы росла в детском доме за сотню километров от нее?

Звонок на мобильный выбил из мыслей. Я схватила телефон: Костя. Отчего-то испугалась, показала Мазурову. Он нахмурился.

– Включи громкую связь, – попросил меня.

– Ну что там? – спросила, поздоровавшись.

– Кое-что есть. Этажом выше живет девчонка, так вот в ту ночь у нее родителей дома не было, и она позвала парня. Короче, заказали доставку, а диспетчер неправильно записал номер квартиры, ну или коряво, короче, курьер пришел к Петьке. Из его квартиры вышла женщина, когда он поднимался. Он к ней и обратился, она стала отнекиваться, а потом вовсе вернулась в квартиру и закрылась изнутри. Парень напрягся, позвонил по оставленному номеру, так и оказалось, что в чеке был неверный адрес. Время звонка 1:41 ночи.

– Через четыре минут после того, как я получила смс от Петьки.

– Точно. Скорее всего, Петьки тогда уже не было в квартире. Значит, он ушел раньше.

– И кто-то забрал у него телефон и ключи, а потом инсценировал все так, чтобы сбить нас со следа?

– Похоже на то. Если бы не курьер… Короче, чет полная лажа. Главное, что за баба?

– Он ее описал?

– Лет сорока пяти, невысокая, худая, волосы светлые. Как видишь, приметы так себе. Но сказал, что узнает, если увидит.

Мы с Демидом переглянулись, он жестом показал телефон.

– Можешь мне скинуть телефон курьера? – спросила я.

– Зачем? – вздохнул Костя.

– Пожалуйста. Я ведь все равно достану, пойду к девчонке выспрашивать.

– Ладно, – проворчал он, – сейчас скину смс.

– Что сам думаешь делать?

– Ума не приложу. Возможно, Петька что-то узнал по этой всей истории с моделью?.. Май, если у тебя есть информация, которая может помочь…

– Я сразу расскажу, – перебила я, посмотрев на Демида.

– Надеюсь на твою сознательность.

– Не забудь про номер.

Костя не забыл, скинул тут же.

– Поедем к парню? – задала я вопрос.

– Рысакова брюнетка, – задумчиво сказал Демид. – К тому же высокая.

– Это было бы рискованно с их стороны. Ее там знают, ну или элементарно могли увидеть.

Мы снова переглянулись, а потом я нерешительно спросила:

– Думаешь… Думаешь, это Милена Суходольская?

– Ну я фиг знает, – парнишка лет двадцати крутил фотографию в руках, – она здесь насколько моложе? Скажу, она, а вдруг нет?

– Похожа? – терпеливо спросил Демид, мы стояли возле круглосуточной пиццерии, в которой работал паренек.

– Не знаю, честно. Что-то общее есть, но утверждать не берусь. Извините.

Он вернул мне фотографию.

– Вы больше не видели никого? И не слышали?

– Нет, – он пожал плечами. – Я не прислушивался. Два часа ночи почти было, сами понимаете, мне бы побыстрее заказ сдать и отвалить.

Мы двинули домой, молчали, каждый, видимо, размышлял над ситуацией. Когда вылезали из машины возле подъезда, я подняла глаза на окна Рысаковых, показалось, что дернулась занавеска. Смотрят за нами, следят? Чего-то ждут? Чего, чего они могут ждать?