Умножающий печаль

Вырубил я их. Переднему, которого так четко приземлил Кот, не повезло особенно — он поднял голову, высунул ее наружу из-под навалившегося Кота.

Спросите любого футболиста — идеальная позиция для штрафного удара с навесом на ворота. Лаковые туфли хуже бутсов, но все-таки…

Бедная Теслимовка была в обморочном состоянии. Лена волокла ее за руки в джип, она упиралась.

Кот орал мне:

— Ключи у них отбери! Там от браслетов… Чемодан, чемодан возьми!

Отобрал. И пистолеты. Подошел к стрелявшему в меня водиле, которого подсняла Лена. Вокруг бедра натекала бурая лужа, венозная. Поднял валяющийся «ТТ», и он тонким, дребезжащим голосом сказал:

— Не стреляй, брат…

— Нужен ты мне, говнюк!

Ухватил коричневый чемоданчик и потащил Кота к машине:

— Шевелись, шевелись… Милицию ждешь?

— Не жду, Серега. Закон — на злых собак не зови волков…

— Лена, за руль! — скомандовал я. — Все, поехали…

Не знаю, как там получилось по быстрому времени, струей мчащемуся поверх Босфора, а по обычному, московскому летнему времени — думаю, секунд в пятнадцать уложились. Может, в двадцать…

Кот Бойко: другой ум

Лора немного успокоилась, ее перестал бить колотун. Тесно прижавшись, она тихо сидела рядом со мной, будто дремала.

А Серегина подруга — девка-молоток, крутит баранку, негромко напевает модный хит «Белив», покуривает сигарету, хоть бы хны!

— Сережа, ко мне надо ехать, — сказала она, как только мы с визгом дернули с Куликова поля нашего, с Ледового побоища на Бородине. — Надежнее всего. Там искать будут в последнюю очередь…

— Поехали, — согласился Серега. — Езжай не быстро, не нарушай.

Она вздохнула, на миг обернулась ко мне:

— И это говорит мне полицейский якобы с человеческим лицом! — И тихо, ликующе засмеялась: — Который втравил меня в страшные уголовные события! Невинная чистая девушка попала в бойню, как кур в ощип…

— Невинная чистая девушка, не говорите этого никогда при болгарах! — драматически воскликнул я — не мог удержаться, не поделиться с таким боевым товарищем из сокровищницы жизненных наблюдений.

— Почему? — удивилась она.

— У меня был дружок, Любомир Танев, чемпион Болгарии. У нас на соревнованиях услышал про этого самого кура и пришел в ужас от такой садистской жестокости. На их южнославянской фене кур обозначает мужской член, и Любо никак не усекал, зачем его совать в щи, в любимый всенародно, можно сказать, кипящий кислый суп из капусты…

Серега положил ей руку на колено:

— Так, Лена, все в порядке. Жить будет — шок прошел, Кот вернулся в свой репертуар… По-моему, я рановато расстегнул на нем наручники. Его надо, как Пугачева, возить по Москве в клетке.

— А ты молчи! — строго окоротил я его. — Вы, Лена, не верьте первому впечатлению, оно обманчиво. Смотришь на Серегу — такой, кажется, солидный господин, на службу по утрам в смокинге чапает, а на самом деле он паренек незамысловатый.

— Обидеть художника может каждый, — заступилась за него Лена.

— Клянусь, правду говорю! — сказал я и поклялся нашей старой дворовой клятвой: — В рот меня тя-ля-па-тя жареными пончиками!

И Серега вспомнил, засмеялся — лет двадцать пять назад мы присягали на правду этой чепухой. Я хотел его вывести из стресса, немного разрядить, развеселить — ему сейчас наверняка очень тяжело. Он ведь там, на мостовой в Теплом Стане, шагнув с тротуара, сделал очень трудный, жизнераздельный шаг. Про него, ненормального, наверняка в служебных аттестациях кадровики пишут — «лично честен»…

— Так вот, сообщаю вам, Лена, что учеником в средней школе этот красавец был вполне убогим. И помогал ему наш общий друг, наоборот, очень талантливый, тогда он был гордостью школы и звали его Хитрый Пес. Сейчас он выбился в большие люди, заведует огромным зверинцем… При правильном вашем поведении я вас с ним познакомлю как-нибудь.

— Спасибо большое! — радостно согласилась Лена. — Мечтаю заглянуть в зверинец…

— Ну, однажды бьется Хитрый Пес с бедным Серегой час, другой, растолковывает какое-то уравнение или теорему, а может быть, закон природы… Мне это, честно говоря, все едино — бим-бом, не упомню сейчас…

— Я догадываюсь, — поддакнула Лена.

— Не берет Серега объяснение в ум, не врубается, о постороннем мечтает, и наконец завизжал от отчаяния Хитрый Пес: «Как же можно быть таким тупым кретином! Как это можно не понимать?» А Серега ему мягко так, спокойно, ласково говорит: «Не злись, Саня! Я не кретин, честное слово! Просто у меня совсем другой ум»…

— Изумительно! — захохотала Лена. — Я то же самое говорю! Но один вопрос покоя не дает — что во время этих занятий делал Кот Бойко?

— Я? Как что? Лежал на тахте и смотрел иллюстрации в «Гинекологии» Штеккеля…

По плечам, по затылку Сереги я видел, что он уже отошел немного, расслабился. Мы, наверное, проехали километра два, от Востряковского кладбища до Минского мотеля, когда он обернулся и спросил:

— Ты к чему эту историю вспомнил?

— Ни к чему! Просто так! К слову пришлось! — заверил я, а потом все-таки сказал: — Спасибо великому духу Цакуге-дзену за то, что у тебя, Серега, другой ум…