Но позднее, в середине XIX века, все изменилось. Новые технологии вдруг сделали жизнь гораздо более предсказуемой. Паровая машина, обеспечив надежный источник энергии, радикально изменила производительность. Началась массовая переделка парусников в паровые суда, а маяки перешли в собственность общества и стали финансироваться государством. Консервирование позволило создавать и хранить надежные запасы еды. Улучшение дорог изменило практику ведения бизнеса и стало основанием для создания масштабного капиталистического рынка.
Постепенно начали складываться налоговая система и государственное регулирование. Инновации в области мер и весов постепенно привели к замене «невообразимо запутанной системы мер», различавшихся от страны к стране, от провинции к провинции и даже от города к городу, стандартными упорядоченными мерами, основанными на качании маятника, тиканье часов или фиксированных единицах метрической системы[209]. Ушли в прошлое сотни местных единиц измерения, использовавшихся в XVII веке во Франции, изрезанной на мелкие феодальные владения, в которых различался даже фут
Промышленная революция середины XIX – начала ХХ века привела, кроме того, к
Их сменила бюрократия – централизованная организационная структура с рациональным разделением труда. Новая модель наделяла властью на основе административных правил, а не личных вассальных обязательств или обычая. Инженеры, ученые, проектировщики, другие профессионалы – те, кого Макс Вебер[212] назвал «персонально незаинтересованными и строго объективными экспертами», – специально учились измерять и управлять. В новом индустриальном мире, полном инструментов контроля над еще недавно неизмеримыми и непредсказуемыми вещами, делегирование власти профессионалам с университетским образованием позволяло надеяться, что квалифицированный эксперт будет управлять лучше и эффективнее, чем позволяла система аристократического или политического патроната прежних времен.
Чиновники и профессиональные служащие должны были не только повысить эффективность и специализацию государственного управления, но и обуздать амбиции миллионеров «позолоченного века»[213], порожденных новой индустриальной эпохой[214]. Для надзора над железными дорогами возникло несколько независимых комиссий, состоящих из профессиональных бюрократов; это существенно увеличило долю профессионалов среди государственных служащих[215].
Многие из них были детьми состоятельных консервативных фермеров и торговцев, но уже не разделяли представлений своих отцов о том, куда стоит, а куда не стоит вмешиваться государству. Они верили, что профессиональное администрирование с его высоким нормотворческим потенциалом наведет порядок и обуздает неумеренные аппетиты новых корпораций. Слияние интересов различных социальных классов в «эпоху прогресса» Ричард Хофштадтер[216] описывал следующим образом:
Хотя философия и дух были новыми, но социальный тип и его социальное недовольство оставались теми же[217].
Бюрократия требовала предсказуемости и ценила преемственность, что, в свою очередь, требовало новых технологий контроля, и в том числе единообразия способов измерения. Новый средний класс модернизаторов выработал внеличностные инструменты и правила измерения производительности и радикально изменил представления об устройстве общества и управлении им. Кроме того, бюрократия нуждалась в специально подготовленных чиновниках, а это, в свою очередь, вело к развитию системы квалификаций и стимулировало формальное образование, построенное на принципах управления знанием. В контексте двух этих тенденций росла массовая уверенность в том, что государственному управлению нужны специалисты с формальной квалификацией, умеющие применять стандартные методы и единицы измерения.