Власть профессии над учебной дисциплиной воспринималась как законная, потому что профессия гарантировала отбор и структурирование знаний рациональным и научным образом. Признание приоритета профессионализма стимулировало специализацию в высшем образовании. В свою очередь, сам факт того, что профессионалов готовят в университетах, добавлял авторитет носителям профессии, поскольку подразумевал независимую сертификацию – престижный способ удостоверить компетентность специалиста.
Вместе с появлением учебных программ для поддержки и аккредитации новых профессий оформлялись и упрочнялись соответствующие области наук. Когда-то наука была уделом увлеченных и богатых любителей, таких как Чарлз Дарвин, а теперь она стала сертифицируемой и оплачиваемой профессией[263]. Люди науки, раньше известные как естествоиспытатели
Все это движение происходило в русле характерного для эпохи постпросвещения общего стремления к рационализму, на сей раз принявшему облик и форму науки, и было созвучно всеобщему оптимизму и вере в прогресс, которыми отмечен конец XIX века. Научный рационализм казался тогда идеальным инструментом для системного совершенствования общества[265]. Его семена были посеяны уже давно. Решимость положить в основу рациональную мысль – суждение, построенное на научных принципах и подкрепленное эмпирическими измерениями, – а не данные ненадежных чувств, идет еще от Декарта и картезианских[266] философских кружков XVI–XVII веков. Картезианская мысль развивала тезис о том, что познание неизменных законов природы и математики отличается от размышлений оценочного характера и эти законы можно подтвердить экспериментально.
Немецкий термин
Теперь профессионалов обучали дедуктивному подходу к научному знанию (тому, что греки называли
Готовившие профессионалов университеты ориентировались на средний класс. Аристократия веками пользовалась преимуществами изначально более широких стартовых возможностей, полученных по наследству[268]. Теперь университеты позволяли добиться успеха за счет объективных личных достоинств и образования, доступ к профессии зависел от результата экзаменов, а не от социальных связей. Благодаря ориентации на новые профессии развивающееся высшее образование Америки питало – а фактически делало возможной – «веру общества в объективные критерии, компетентность, дисциплину и контроль»[269].
К 1870 году в США было больше программ бакалавриата и больше медицинских и юридических школ, чем в Европе. В течение первого десятилетия последней трети XIX века преподавательский состав высших учебных заведений вырос вдвое, а с 1870 по 1900 год увеличился более чем на 300 %. В 1905 году Эндрю Карнеги[270] учредил первый пенсионный фонд для профессоров из светских университетов. Это дало толчок росту университетов и преобразованию многих религиозных учебных заведений в светские. На месте узкоконфессиональных колледжей стали расти современные процветающие университеты с библиотеками, лабораториями и крупными фондами целевого капитала[271].
Количество студентов, обучавшихся по программам бакалавриата, выросло с 52 тыс. в 1870-м до 355 тыс. в 1910 году. Число студентов магистратуры увеличивалось еще стремительнее. В 1871 году в США было всего несколько сотен студентов-магистрантов. К 1910 году этот показатель превысил 10 000[272]. С 1868 по 1891 год богатые филантропы, основавшие Корнелльский университет, Университет Джона Хопкинса, Университет Вандербильта, Университет Кларка, Чикагский университет и Стэнфорд, пожертвовали на высшее образование более 140 млн долларов.