Умные мысли, которые делают тебя дурой

В этом застое она была спокойна, а Толик почему-то начал нервничать. Как раз на Новый год у него случилось первое разочарование. Толик пошел в лес за елкой. Он каждый год ходил за елкой в лес, на рынке никогда не покупал принципиально. Ему хотелось быть добытчиком, разбойником, поэтому он отправлялся за елкой как за мамонтом. Само собой, рисковал нарваться на полицию, увязнуть в снегу, заблудиться, замерзнуть… Но что поделать с Толиком, нужна ему была в жизни какая-то забава, любил он заломать нехорошему человеку руку, поднять нехорошего человека над головой и бросить оземь, или просто гоняться наперегонки с гаишником. Такие экстремальные игрушки со временем из обихода вышли, а елка осталась.

Любуясь зимним лесом, Толик приглядел себе молодую пушистую сосенку. Пару раз искупался в глубоком снегу, но дополз, спилил макушку. Елка не поместилась в салон машины, он прикрутил ее на крышу, на радостях с дороги съехал, увяз, забуксовал, побежал в деревню, нашел тракториста, вытащил машину, выпивал с трактористом, потом как в молодости убегал от гаишника. Гаишник поднял свою палочку, Толик отмахнулся в ответ: «Потом! Потом! В понедельник рассчитаемся. Некогда, к детям спешу!»

И вот он дома, открывает дверь, под вечер тридцать первого, затаскивает в комнату лесное дерево, да простит Гринпис этого доброго человека. Запахло лесом, запахло детством, Толик захотел всем рассказать, как выбирал, как тонул в снегу, как убегал от погони…

– Дети! Дети! – звал он детей, но дети наглухо сидели за компами.

Из кухни вышла Галка, отругала Толика за то, что натопал, намочил, кликнула дочь. Та вышла вся зареванная, и точно так же как мать, она не обрадовалась ни итальянской сумочке, ни новогодней елочке.

Толик надеялся, что хоть сынишка оценит его старанья. Сынишка, укутанный в свитер и шарф, со своей постоянной простудой, оторвался нехотя от Майнкрафта, смотрел на елку тупо, как на предмет ненужный.

– Чего ж вы, ребятишки, смурные у меня такие? – растерялся Толик. – Папка вам елку принес… Не с рынка, настоящую, лесную…

Ноль эмоций. Толик один улыбался на свою елку, в холодных мокрых джинсах, немного пьяный, и уже не такой молодой, как раньше, когда принес семье свое первое дерево.

Ту первую елку все обступили, кинулись наряжать, дружно, вместе, и Галка слушала, как он тонул в снегу, и теща ругалась, что за елку посадят, и тесть наливал, чтоб согреться, и бутерброды с красной икрой, художественно экономно размазанной, глотались за милую душу. Чудесные времена, когда Толик был все время голодным, и все ему казалось вкусным, и все у Толика было еще впереди.

Куда что подевалось?.. Почему теперь Галка нахмурилась, сказала, что Толян уже не мальчик за елками бегать, и что вообще пора давно купить искусственную, от натуральной летят иголки, а убирать ей некогда, она и так весь день готовила, старалась…

Стол у Галки как обычно ломился, перечислять не буду эти яства, сил моих больше нету, вы и так прекрасно знаете это беспощадное меню. Толик на праздничный стол не взглянул, отвернулся и заявил, что есть не будет.

– Есть не буду. И молчи!

Он взял бутылку водки, кинул на тарелку соленый огурец и убежал к себе в гараж. Сейчас, вы знаете, чтобы встречать Новый год, даже телек не нужен. Даже телек, Галка! А ты все сидишь в девяносто шестом, ждешь свои Старые песни о главном.

В час ночи Толику стало плохо, заколотилось сердце, пульс был бешеный, давление подскочило, пришлось вызывать скорую. Врачи поругали Толика за то, что оторвал их от застолья, что-то вкололи, сказали, что Толику нужно срочно проверить сосуды.

– Диета, отдых, физкультура и полное обследование, – сказал Дед Мороз, то есть врач, и выписал таблетки.

«Диета и физкультура» для Галки звучало почти оскорбительно, а таблетки вызывали почтение. Теперь каждый день к обеду Галка выкладывала на тарелку горсть пилюлек. Толик лекарства послушно глотал, а на обследование не собирался. Как многие здоровые сильные люди, он никогда не замечал недомоганий и работал как лошадь. Мы все давно забыли, что такое физический труд, а Толик по крестьянской привычке все у себя дома делал сам. Толик был танком. Он мог целый день строить тестю новую баньку, потом выпить с тестем, отнести тестя из баньки до опочивальни, а утром сесть за руль и в Ставрополь, полторы тыщи верст нам не крюк. Толик даже не был толстым! Несмотря на всю Галкину готовку. Ожирение, холестерин, давление – он слов таких не знал.

– Само пройдет, – так думал Толик. – Маленько перебрал… Маленько утомился…

На обследование он не пошел, но все заметили, что после этой елки у Толика началась какая-то непонятная тоска. Откуда ни возьмись тревожность, он даже скорость перестал превышать. И утомление, и равнодушие к жизни, и наплевательское отношение к деньгам. Он притащил Галке мешок премиальных, и у него не возникло мысли, куда же их потратить.

– Квартиру! – соображала Галка. – Будем дочке копить на квартиру, а то кто ж ее замуж возьмет, такую костлявую?