– Вы всю жизнь на атомную бомбу пашете. Не тяготит ощущение? – спросил я Любовь Захаровну Шабалину, устроившись в ее «Волге».
После рукопожатия, по инициативе собеседницы, мне показалось, будто моя ладонь побывала в слесарных тисках. Любовь Захаровна за рулем 42 года, водила лесовозы, гоняла в Улан-Батор и на седьмом десятке слывет в Краснокаменске самым отчаянным лихачом. Ее речь сказочно обогатила бы словарь Даля колоритной лексикой, которая помогает Любови Захаровне проклинать начальство всех уровней. Про бомбу я спросил, потому что мой водитель не только мать, но и шесть раз бабушка и трижды прабабушка.
– Милок, ну ты завернул, – ответила Любовь Захаровна. – Про бомбу пусть шишки думают, а мне бы зарплата нормальная. И по жизни получается: чем больше начальник думает о бомбе, тем пуще о людях печется. Нынешний о бомбе меньше думает, чем Славский, которого еще Сталин поставил. У меня зарплата такая, что вам в Москве один раз в кабак зайти. И отгул, чтобы картошку высадить, еле дали. Все соки выжимают, ядрить их в бога душу мать.
На урановых рудниках мысль сама собой приобретает философское направление. Если Россию уважают и принимают на равных, не в последнюю очередь из-за внушительного, не хуже американского, ядерного арсенала, а из высоких технологий атомная отрасль – самый несомненный лидер, то справедливо ли, что местные жители считают копейки и предаются грустным воспоминаниям? И, думается, самой большой несправедливостью по отношению к Краснокаменску является то, что стратегически бесценный для всей России город прославился как место отсидки Ходорковского, а реальными делами совсем не знаменит. Хотя в этом вопросе вешать собак на олигарха не надо.
Мрачные или радостные умонастроения – вопрос индивидуального мировоззрения. Петр Карпович Магар отмолотил на руднике с момента основания – сорок лет. Имеет орден Трудовой Славы и грамоту, подписанную Брежневым. Получал тысячу рублей – вполне достаточно, чтобы любимая супруга Катерина Софроновна не горбатилась на работе. Словно молодожены, они держатся за руку, пусть даже о домашнем уюте говорить не приходится. Дети разъехались, домик скукожился, в комнатах скапливается ядовитый газ радон. Поселок Октябрьский был построен рядом с рудником как временное пристанище. Но ничто не оказывается таким вечным, как временное. Из-за сдвига горных пластов из-под земли стал выходить радон – предельно допустимая доза превышена в поселке в 14 раз. Людей переселяют в новые дома, после этого поселок сровняют с землей.
«Не знаю ни одного случая заболевания лучевой болезнью на урановых рудниках, – говорит главный геофизик горнорудного управления Рудольф Суханов. – У каждого шахтера индивидуальный дозиметр. Ежемесячно дозиметр проверяют в лаборатории. Есть годовые нормы безопасности и нормы за пять лет. Если отметка близка, происходит ротация кадров. Радиобоязнь встречается только у молодых шахтеров. С опытом приходит понимание, что опасности при правильной технике безопасности никакой нет».
Что касается безопасности подземных работ, то рудник отличается от угольных шахт тем, что здесь не бывает выбросов метана и, следовательно, пожаров. Зато нагруженная порода может «выстрелить», и тогда на людей обрушатся сотни кубометров руды. Но в Краснокаменске таких жертв не было – к крепежу относятся, как к Святому писанию. Особенностью рудников является еще и то, что для борьбы с радиоактивными газами установлена повышенной мощности вентиляция. Чтобы ветер не гулял ураганом, поперек тоннелей оборудованы шлюзовые камеры, как на подводной лодке. Но радиоактивность имеется: никакими фибрами души ее не уловишь, но у свежего отвала видеокамера прямо на моих глазах намертво заглохла.
Когда по стране прокатился вал экологических акций в связи с ввозом отработанного ядерного топлива, в Краснокаменске, где к радиации относятся спокойно, как рыбак на Ниле к крокодилу, появилось ответное движение с идеей захоронить иностранные отходы в заброшенных шахтах. «Немножко радиоактивности для мужского здоровья даже полезно», – победоносно объявил Петр Карпович, когда Катерина Софроновна вышла за дверь. Мне показалось, супругам Магар жалко покидать дом, где прошла вся их жизнь. Вместе с радоном они оставят здесь воспоминания…
– Зачем нас фотографируете? – спросили девушки Гузаль и Серафима, которые разгуливали по поселку Октябрьский, как по Тверской.
– В «Известиях» напечатаем, – ответил я.
Обольстительные мини-юбки смотрелись весьма странно среди лачуг, идущих на снос. Оказалось, девушки ищут кошку, которая не хочет уходить из родного дома.
– «Известия» – это что? – хором удивились девушки.
– Это газета в Москве, очень респектабельная.
– Если вы из Москвы, мы прямо из Америки, – захихикали Гузаль и Серафима. – К нам добираются только из Читы или Улан-Удэ. А газеты из Москвы к нам не приходят, вы там про свое пишете.