Умолчи, считая тайной

Послушал, постучал, ничего не выслушал и не выстучал. Верхушки материнских лёгких слушал особо тщательно. Обычное везикулярное дыхание – чуть жестковатое, если придраться. Ну да, картина банального хронического бронхита. Сделает снимок – всё и прояснится. И Муха успокоился. А она никуда не пошла.

2012

Телефонный трезвон раздался в три часа ночи. Кому чего припёрло? Охренели совсем…

– Привет, гулёна! Дрыхнешь?

– Это я – гулёна?! – «ну, Васька, погоди! Это ж надо набраться наглости – сама ведёт известно какой образ «неплохой» жизни, на звонки не отвечает, к матери ни ногой, а он – «гулёна», – Я вчера приехал, а у мамы…

– Слышь, доктор недоученный… Ты мобилу в кармане для мебели тягаешь?

– Почему – в кармане?

И недоученный с ужасом вспомнил: свой телефон он как положил в сумку при посадке в самолёт, так только вот вчера оттуда и вытащил, чтобы подзарядить в общаге. Но штатная зарядка накрылась, и теперь гаджет тихо-мирно лежит на кухонном столе, подпитывается от резервного блока. А посмотреть, при включении в розетку, нет ли чего нового, голодному страннику в напивленные мозги не пришло.

– Ну, не знаю. Может, ты его в портфеле носишь, для солидности. Я тебе звонила раз сто, писала. А в ответ – тишина. Ты наконец вернулся из боя?

– Из какого боя?.. А-а-а…

– Бэ-э-э. Слушай сюда. Мама в больнице, с туберкулёзом. Я её неделю назад отвезла.

– Я знаю… то есть… – «она отвезла?!.. а почему не медики?»

– Ну, раз знаешь, берись за дело. Держи меня в курсе. В шкаф глянуть не забудь, – и сестра с чувством исполненного долга отключилась.

– Есть, держать вас в курсе, товарищ генерал интимного фронта!.. – поёрничал в никуда разгульный брат и тоже бросил трубку.

Да, не соврала московская гетера. На ожившем экранчике высветились и непринятые вызовы, и эсэмэс «Позвони мне». Нашлось и голосовое сообщение.

«Генуся, привет! Мама в больнице. Не пугайся, но, если можешь, приезжай. Срочности особой нет. У неё, скорее всего, туберкулёз – кашель с кровью. Я ей звоню, звоню – не отвечает. Потом говорит, типа всё в порядке, а мне показалось, совсем не так. Я и прилетела, вызвала «Скорую». Врачиха глянула, послушала, хотели её сразу ночью забирать, но я не дала, спросила куда везти, она оставила направление. Мы утром собрались по-путному, без спешки, и поехали. Я там сунула нянечкам, сёстрам, а кому ещё надо, разберёшься на месте. Наша медицина, сам знаешь, как старая телега: не подмажешь – не поедешь. Бабки я оставила в шкафу, где мамина заначка. Нижняя полка, в углу. Если потребуется чего из лекарств, уколов, таблеток – только звякни, всё найду. Держитесь там. Люблю вас. Целую. Вася».

Вот так. Ты её клянёшь последними словами – беспутная, шалава, мать забыла-забросила, а шалава, в отличие от тебя, без пяти минут врача, умеет и позаботиться, и сунуть кому надо, и лекарства нужные добудет, и любит, и целует тебя, болвана. Так-то, самостоятельный наш. Так-то, правильный брат.

«Постой… Так это, выхолит, не мама холодильничек опорожнила, разморозила, помыла и оставила открытым, а сестрица разлюбезная? Выходит, она предположила… Нет, ничего Васька не предпологала – не забывай, она в медицине даже не ноль, а скорее отрицательная величина. Это врачиха со «Скорой» её надоумила: маму вашу домой раньше осени не ждите, а то и зимы – с коховской палочкой шутки плохи. Молодец. Разморозила, помыла и всё скоропортящееся, самое вкусное, выкинула на помойку. Молоде-ец… В смысле, не врачиха молодец, а Василиса свет Евгеньевна. Позаботилась об агрегате. А о брате кто позаботится?»

Заснуть повторно не удалось, и неудивительно – голодное урчание в Мухином животе без труда могли услышать соседи за стеной. Он смешал в кастрюльке пол-литра воды, щепотку соли и овсяные хлопья. Вместо сливочного масла заправил кашку подсолнечным. Завтрак получился на зависть обитателям Букингемского дворца и прочим англичанам – они, как известно, манку и гречку не жалуют, предпочитают «овсянку, сэр».

Серое слизистое месиво аппетита не возбуждало, но на безрыбье не выбирают. Съедобно, да, не более. Эх, рыбки бы!.. Память услужливо подсунула дымящуюся на вертеле горную форель. Всего два дня, а как низко способен пасть человек без облагораживающего влияния любимой! Как ты там, лучик? Завтра же позвоню, обязательно!.. Или послезавтра.

В противотуберкулёзном диспансере регистраторша десять минут щёлкала по клавиатуре, пожимала плечами и листала потрёпанный журнал. В конце концов озарилась догадкой, открыла на экране новую страницу. Глянула на просителя поверх очков.

– Муханова у нас уже не числится, – заметила его шок и успокоительно добавила, – Нет-нет, не волнуйтесь. Её от нас перевели, в гематологию.

Опаньки! Час от часу не легче. И туберкулёз сладкой пилюлькой не назовёшь, а там всё ещё серьёзнее. Муха в панике прикинул возможные варианты. Ничего хорошего в голову не приходило. Лейкоз всегда лейкоз.

Сестрины деньги пригодились, на такси. Взятки давать Муха не умел и не собирался, а переползать из одной больницы в другую на автобусах-трамваях – времени не напасёшься.