Луваен не винила ее. Прошло несколько часов, и компанию им составляли только Магда и горничные. Магда ушла в комнату Гэвина несколькими минутами ранее, неся чашку и бутылку, наполненную темной жидкостью. Цинния проводила ее тоскливым взглядом. Луваен сжалилась над ней.
— Тогда иди. Я закончу здесь, — слова едва слетели с ее губ, как Цинния вылетела из прачечной.
Она отчаянно хотела последовать за Циннией, не столько для того, чтобы увидеть Гэвина, сколько для того, чтобы найти Балларда. Он выглядел измотанным и испуганным, когда уходил от нее утром, его широкие плечи поникли, когда Эмброуз сказал ему, что его сын уже слег в постель, заболев от потока. Вместо этого она убрала стиральные биты и направилась на кухню. Она вошла как раз вовремя, чтобы услышать, как открылась и закрылась дверь в кладовую — Джоан или Кларимонда принесли эль или вино. Что-то внутри нее говорило об обратном, и она пошла на звук, движимая уверенностью, что человек, которого она искала, только что прошел мимо нее и спускался в комнату с колодцем.
Ее инстинкты оказались точными. Луваен обнаружила Балларда в камере, которую он занимал, когда она впервые прибыла в Кетах-Тор. Комната была чисто вымыта, а пол устлан свежей соломой. Кто-то оставил стопку аккуратно сложенных одеял у одной из стен. Баллард стоял внутри, на его предплечье был намотан кусок цепи. Он напрягся и потянул, проверяя скобу, которая крепила цепь к каменным блокам.
Она остановилась в дверном проеме и молилась, чтобы ее голос не дрожал так сильно, как ее внутренности.
— Она выдержит?
Он не вздрогнул от ее присутствия. Цепь со звоном упала на солому.
— Да, должна. Если этого не произойдет, то я буду выбивать дверь или процарапывать себе путь наружу. Эмброуз же так заколдует дверь, что мне придётся призвать дракона, чтобы тот прогрыз путь.
Он повернулся к ней лицом, и Луваен подавила вздох. Его прежняя бледность усилилась, и тени прорезали изможденные впадины под его скулами и глазами. Это было наименьшей из его проблем. Его зрачки больше не были круглыми: они сверкали эллиптическими черными радужками, яркими, как шафрановые луны. Дорожки шрамов, выгравированных на его лице, сместились, ползая под кожей, пока не проложили новые полосы над его носом и к линии роста волос.
— Узри зверя, моя красавица, — он ухмыльнулся, сверкнув резцами, ставшими более изогнутыми и заостренными. Его веселье не касалось взгляда.
Луваен медленно вздохнула и сжала колени, борясь с желанием убежать. Здесь стоял хищник устрашающего вида, существо безымянное и неизвестное. Она могла выдержать вид клыков, извивающихся шрамов, даже змеиных глаз, но если бы он показал ей раздвоенный язык, она потеряла бы последнюю крупицу мужества, которой обладала, и поддалась бы глубинному отвращению, которое каждое существо, ходящее на ногах, испытывало к тем, кто ползал на животе.
Насмешливая ухмылка Балларда померкла. Он приподнял бровь в ответ на ее продолжающееся молчание.
— Я должен выглядеть действительно гротескно, чтобы лишить откровенную Луваен Дуенду дара речи.
Она скрестила руки на груди и приняла суровое выражение лица:
— Когда-то я была похожа на тебя. На следующее утро после того, как мы с Томасом посетили вечеринку Беатрис Купер, и вино лилось рекой. Томас в испуге вскочил с кровати, едва увидев меня.
Его неживая улыбка совсем исчезла:
— Тебя это забавляет?
— Никто здесь не смеется, милорд, — она потянулась к его руке, крепко сжав, когда он попытался отстраниться от нее. Кончики его когтей царапнули ее костяшки пальцев. — Я не смеюсь и не убегаю. Я тоже не буду лгать. Ты представляешь собой леденящее душу зрелище. Мне снились кошмары о монстрах красивее тебя, — она подошла ближе и подняла другую руку, чтобы запустить пальцы в его волосы. На этот раз он не отшатнулся. — Но ты все еще остаешься собой, несмотря на всю эту чушь о потоках. Только глупая женщина убежала бы от такого необыкновенного мужчины, а я не дура, Баллард де Совтер.
К ее облегчению, он закрыл глаза и заключил ее в робкие объятия. Она охотно поддалась, крепко обняв его и положив голову ему на плечо. Он ощущался так же, как и раньше, пах так же. Закрыв глаза, она представляла его таким, каким он был прошлой ночью — все еще со шрамами, но гораздо более человечным. Заостренные когти, рисующие узоры на ее спине сквозь платье, напомнили ей, что этот новый день принес более мрачную реальность.
— Ты не должен быть здесь один, — сказала она. — Я принесу свою прялку и составлю тебе компанию.
Он напрягся и высвободился из ее объятий. Она не думала, что он мог казаться еще более мрачным, чем сейчас, но он справился.
— Я не хочу, чтобы ты была здесь, Луваен, — решительно сказал он.
Луваен ощетинилась, уязвленная его резким отказом:
— Почему нет? Я уже видела тебя в разгар этого потока раньше.
Он покачал головой, и кривая улыбка искривила его рот:
— Нет, не видела. Это был отлив, когда худшее было позади.