Умоляй меня (ЛП)

— Что случилось? — складки между бровями Балларда были его собственной работы, выгравированные годами привычного хмурого или сосредоточенного взгляда. Луваен сконцентрировалась на них, а не на змеином шраме, который двигался по собственной воле.

— Одна из этих черных отметин только что скользнула по вашему лицу и перешла на кожу головы. Вы этого не почувствовали?

Он потянулся рукой и коснулся того места, где остановился ее взгляд.

— Нет, — он пожал плечами, и его мрачное выражение лица сказало ей, что в этом не было ничего нового.

Отметины были гротескными, жуткими, и Луваен удивилась, как Баллард удержался от того, чтобы не содрать с себя кожу в попытке выковырять их из своего тела.

— Они не причиняют вам боли?

— Не сейчас, — впервые с тех пор, как она встретила его, он отвернулся от нее. — Только во время прилива. Тогда каждая из них дает знать о своем присутствии.

Она вздрогнула и с трудом подавила желание почесаться от ощущения ползания, которое пробежало по её рукам и ногам. Неудивительно, что этот человек выл в своей камере, как несчастный зверь, которого разрубили на куски.

— Теперь вы боитесь смотреть на меня.

Ей был хорошо виден его профиль. Твёрдая челюсть и длинный нос, сжатый рот и высокий изгиб скулы, испорченной глубокими шрамами и спиралями на висках. Он напомнил ей монахов-алхимиков, которые жили в ските Андагора. Строгий, замкнутый, он мог бы стать прекрасным монахом. Луваен отбросила эту мысль. Стены большого зала блестели от полированной стали многочисленных орудий. Когда-то этот человек был приверженцем войны, а не молитв.

— Это не я отворачиваюсь, — она прижалась коленями к его коленям. — Можно мне прикоснуться к вам?

Он заметно дернулся в кресле.

— Что?

— Можно мне коснуться вашего лица? — она подумала, что он был бы менее удивлен, если бы она попросила у него разрешения выпустить шквал пушечных ядер в укрепления замка. — Я обещаю не бить вас по носу.

Её острота не вызвала улыбки, но Баллард кивнул и раздвинул колени, чтобы она могла придвинуться к нему поближе. Луваен наклонилась, и он закрыл свои глаза. Она завидовала его тёмным ресницам, густым и прямым. Чёрные руны и виноградные лозы обвивали его шею и тянулись вдоль линии роста волос. Луваен дотронулась до той, что двигалась. Шрам извивался под кончиками её пальцев, ледяной на ощупь. Она подавила инстинктивное желание отдернуть руку и проследила по следу виноградной лозы по его веку и лбу. Её пальцы скользнули в его волосы, отметив их гибкость, когда волнистые пряди ласкали её костяшки. Она проследила шрам в том месте, где он пересекался с другим на его голове, и пошла по его пути. Вскоре обе её руки гладили его по волосам, по лицу и по напряжённым сухожилиям на шее. Под его челюстью тяжело забился пульс. Хотя шрамы лежали под его плотью, как замороженные нити, незапятнанные участки кожи горячо вспыхивали под её пальцами. Он горел, как в лихорадке, и она горела из-за него.

Сладкое покалывание от прикосновений к его лицу распространилось по её телу, сильнее всего на груди и между бёдер. Она провела пальцем по одному из рунических символов возле впадины на его шее, а ладонь положила на его ключицу. Она была так очарована своим исследованием, что едва заметила отрывистую заминку в его дыхании.

— Я в аду, — сказал он надтреснутым голосом.

Луваен отпрянула, споткнулась о табурет и чуть не упала на спину, прежде чем сумела выпрямиться. Жар румянца хлынул на её лицо и грудь, омывая её в унизительном огне.

— Простите меня, — её голос прозвучал тонко для её ушей. — Я не хотела позволять себе такие вольности.

Баллард сидел неподвижно, словно высеченный из камня. Его руки так крепко вцепились в подлокотники кресла, что чёрные ногти посерели. Он уставился на свои ноги, а не на неё, и заговорил тем же напряжённым тоном:

— Спокойной ночи, госпожа Дуенда.

Она поклонилась, вторя ему:

— Де Совтер.

Желание бежать почти захлестнуло её, но она заставила себя идти спокойным шагом и закрыла за собой дверь. Каменная стена давала лишь прохладное утешение, когда она прислонилась к ней, хватая ртом воздух. Панталоны богов, что с ней не так? Одержимая желанием защитить добродетель Циннии от Гэвина, она выбросила осторожность в окно и обнаружила, что её поглощает влечение к его отцу.

— Ты дура, — пробормотала она. — О чем ты думала?

— С кем ты разговариваешь?

Луваен чуть не выпрыгнула из туфель. Цинния стояла перед ней, держа свечу и кутаясь в ночную рубашку и халат.

— Цинния, — прошипела она. — Ты напугала меня до полусмерти. Хватит подкрадываться ко мне.

Девушка выглядела не слишком виноватой.

— Я не подкрадывалась. Ты была так занята разговором сама с собой, что не заметила меня. Что ты так нервничаешь? — она взглянула на дверь в комнату. — Там ещё кто-нибудь есть?

Благодарная за то, что полумрак зала скрыл её румянец, Луваен махнула рукой, что, как она надеялась, Цинния восприняла её поведение непринужденным.

— Только де Совтер. Я предложила ему почитать, но он предпочёл уединение. Я отправилась спать.

— Разговаривая сама с собой? — Цинния смотрела на Луваен, как на лунатика.