Луваен уставилась в темноту. Неделя. У нее была неделя, может быть, две, если Цинния захочет более сложную свадебную церемонию, чем Эмброуз, связывающий ее руку с рукой Гэвина золотым шнуром и дающий ритуальное благословение объединения. После этого у Луваен больше не будет причин оставаться. Погода достаточно хороша для путешествия. Возможно, она даже заметит первые цветущие нарциссы, когда проедет на Плаутфуте по подъемному мосту на землю, граничащую с Кетах-Тор.
— Я хотела бы остаться, Баллард, — прошептала она. — Я, и правда, люблю тебя.
Слова едва слетели с ее губ, когда воздух вокруг нее сжался, а в ушах зазвенело. Рядом с ней Баллард дернулся и что-то пробормотал во сне. Она ничего не могла разглядеть в тенях, поглощавших занавешенную кровать. Головокружение захлестнуло ее, как будто огромная рука схватила кровать и начала вращать. Тошнотворное движение прекратилось почти так же быстро, как и началось, и Луваен, задыхаясь, прижалась к Балларду. Он не проснулся — само по себе странно, поскольку она знала, что он чутко спит и чувствителен к ее малейшим движениям.
Ее кожу покалывало, а тонкие волоски на руках встали дыбом: воздух пах магией — резкий и прохладный, как первый ветерок перед приближением ливня. Она лежала неподвижно, ожидая, когда вернется головокружение. Она почти рассчитывала, что появятся предательские голубые искры. Запах дождя рассеялся, кровать не вращалась, и не появлялись огни фейри. Какое бы колдовство ни пронеслось по комнате, оно исчезло, не оставив ничего, кроме легкого сквозняка на занавесках кровати. Луваен долго потом неподвижно лежала в постели, расслабляя только по одному настороженному мускулу за раз, в то время как комната оставалась погруженной в тишину. Ее веки отяжелели. Кетах-Тор содрогнулся в приливе — об этом упоминали Баллард и Гэвин, но никогда не распространялись, и она хотела получить ответы. Завтра она разыщет Эмброуза и потребует их. Она положила руку на талию своего возлюбленного и заснула.
Луваен проснулась от чего-то тревожного. Ночью она занялась своим обычным делом — завернулась в одеяло, чтобы согреться. Баллард, невосприимчивый к холодным температурам комнаты, мирно спал рядом, прижавшись к ней. Луваен сморщила нос от одновременно знакомого и отталкивающего запаха: роз и мертвых тел. За четыре года, что она была замужем за владельцем похоронного бюро, она научилась различать смесь этих ароматов. Она приоткрыла один глаз в предрассветной темноте и попыталась выпутаться из одеяла. Внезапная острая боль пронзила ее бедро и распространилась вниз по ноге до колена.
— Ой! — она боролась с одеялами, пытаясь дотянуться до своей ноги и до того, что в нее впилось.
Баллард подпрыгнул рядом с ней.
— Луваен, — пробормотал он невнятно. — Что… — он выругался, задыхаясь от боли, и на этот раз его голос был разъяренным: — Злобная сука! Почему ты не можешь просто умереть?
Матрас двигался под ними от его действий. Луваен, ошеломленная враждебной реакцией Балларда, завизжала, когда то, что забралось к ней под одеяло, укусило ее в ногу, бок и плечо.
— Милостивые боги, Баллард! Перестань двигаться! Из-за тебя оно кусает меня!
Он проигнорировал ее команду и толкнул кровать еще сильнее, низкое рычание эхом отозвалось в удушающей темноте. Ее кожа изо всех сил старалась отделиться от костей от мысли, что может быть под одеялом, и Луваен выдернула свою неповрежденную руку. Она не ожидала никакой помощи от Балларда, который, казалось, был полон решимости заставить кровать подпрыгивать через всю комнату. Если бы она развернула одеяла, то смогла бы выскользнуть, не потревожив еще больше какой-то ползучий ужас, притаившийся в постели вместе с ними. Ее план, вместе с последними остатками какого-либо спокойствия, умер быстрой смертью, когда что-то скользнуло по подушке и обвилось вокруг ее руки в сжимающей хватке.
— Змея! — закричала она и выпрыгнула из-под одеял, вздрагивая от жестоких уколов, пронзивших ее от плеча до запястья, как будто кто-то проткнул ее плоть пригоршней швейных игл. Она пробилась к краю кровати, брыкаясь и размахивая руками, когда пара сильных рук обхватила ее за талию.
— Ради всего святого, Луваен, — проревел Баллард. — Не двигайся!
Охваченная истерикой, от которой у нее звенело в ушах, а сердце билось так сильно, что ломало ребра, она едва слышала его. Змеи. В кровати были змеи. Как будто ее беспорядочные мысли вызвали другую змею, чтобы та присоединилась к своим товарищам, а свистящее шипение пронзило темноту. Луваен метнулась прочь от звука, врезавшись в Балларда, когда невидимый мучитель ударил ее по щеке парой клыков. Позади нее раздался слышимый щелчок зубов, за которым последовало искаженное: «Да твою ж!..»
Какая-то маленькая часть ее разума, все еще функционирующая должным образом, признала, что она ударила Балларда головой в лицо. Остальная ее часть внутренне кричала, чтобы она выскочила из кровати, даже если это означало втоптать Балларда в матрац.