И теперь он не мог надышаться. Воздух, входящий в человеческие, а не вороньи легкие, казался сладким на вкус…
Впрочем, Дрейгон не считал себя сломленным. После стольких лет безуспешных попыток накопить достаточно мощи, чтобы стряхнуть чужое заклятие, он наконец нашел способ сделать это. Чужая магия, окружающая его астральный облик и изменяющая все его телесные структуры, начала разрушаться.
И все благодаря Мартелле Довилье. Слабенькой недоведьме из детского дома.
Кто бы мог подумать?..
Впрочем, сама Мартелла, по всей видимости, была не так уж и слаба, как думала. «Узы крови», запирающие волшебную избушку Ржавой вдовы, не просто так пропустили лишь ее одну. Не просто так они отбрасывали на десяток метров сотрудников жилищного учета, желающих заработать на бесхозном домике. Не просто так древняя магия не пускала на порог случайных зевак, воров и любителей легкой наживы. Неспроста она не пропустила и родных сестер Мартеллы, заставив их уйти прочь с обожженными руками и перекошенными от злости лицами.
Да-да, Дрейгон видел, как это произошло. В тот миг он впервые подлетел к зачарованному сильнейшей магией строению, пытаясь найти в него самый безопасный вход.
В тот день ни сестры его недоведьмы, ни кто-либо другой не сумели попасть внутрь, потому что истинной наследницей черной колдуньи по прозвищу Ржавая вдова была лишь одна девушка. Та, что обладала достаточной силой для того, чтобы дом ее признал.
Мартелла Довилье.
И именно это оказалось для Дрейгона самым большим сюрпризом. Он-то, сумев проникнуть в зачарованное жилище благодаря тому, что фактически являлся не человеком, а птицей, надеялся на то, что дом надолго останется без хозяина. И ему, истинному черному, удастся исправить хотя бы часть из своих ошибок.
Но Мартелла…
Она не только сломала его план, но и умудрилась заключить кровавый договор, привязав к себе сильнейшего колдуна.
Хороший ход… для будущей черной ведьмы. Ведь, объективно говоря, с таким потенциалом, как у нее, девочке никогда не пройти инициацию самостоятельно.
Он в свое время не смог этого даже с помощью опытных наставников.
И вот, едва выпустившись из приюта, эта малышка провернула фокус, который не удался бы и сильному, матерому волшебнику.
Привязать его! Антрацитового принца!
Дрейгон мрачно усмехнулся, вспоминая тот день.
Впрочем, ему не было весело. Ему уже много лет не было по-настоящему весело. С тех пор, как из его сердца исчез свет, замененный мраком трясинных пауков, он мало что ощущал. Разве что злость, раздражение, гнев, усталость… иногда презрение.
И если он и смеялся, смех был, как правило, черным. Как и тот юмор, на который он еще был способен.
Потому что в сердце было холодно и пусто.
Когда-то давно Дрейгон этого даже не замечал. Теперь, спустя пятнадцать лет одиночества, отсутствие чувств буквально отдавалось в каждом нерве.
Повсюду был тлен и безразличие.
Кажется, даже жажда мести со временем померкла. Утонула в обсидиановом мраке.
Впрочем, в последнем Дрейгон не был особенно уверен.
Новый порыв ветра взметнул вверх его длинные волосы. Густые пряди всколыхнулись, перемешавшись с ночной тьмой, и колдун открыл глаза.
Зеленые радужки на миг вспыхнули ярче тысячи звезд.
– Все еще хочешь убить брата? – раздался совсем рядом негромкий, чуть скрипучий голос.
Мужчина повернул голову и встретился взглядом с каменной статуей на углу балкона. Некрупная горгулья с легким хрустом моргнула, будто стряхивая с себя вековой сон. Ее глаза зажглись ядовито-желтым, и, если приглядеться, очень отдаленно этот блеск напоминал тот самый, которым иногда зажигались его собственные радужки.
– Ты всегда улавливала отголоски моих мыслей, – спокойно проговорил Дрейгон и снова отвернулся так, словно разговаривал не с ожившей статуей, а с кем-то настоящим, живым.
Брат… Король Джоксар Первый, прозванный Лютоглавым за то, что начал гонения на колдунов. Пятнадцать лет назад Дрейгон был уверен, что убьет его.
Ему было за что злиться на брата.
Снова прикрыв на миг веки, он, как вживую, увидел события того дня, когда Антрацитовый принц едва не стал Антрацитовым королем…
В то холодное утро месяца стальной стужи он вот так же стоял на балконе собственного замка. С одной лишь разницей – у подножия неприступной стены выстроились сотни и тысячи людей. Солдат, готовых к тому, чтобы пойти за ним, Антрацитовым принцем. Готовых кровью добыть для него престол.
Еще до изгнания из Лебединого дворца у Дрейгона было множество друзей и последователей. Пока в его сердце не поселился лед Лашкарахеста, поговаривают, что он был веселым и открытым человеком. Сам принц этого почти не помнил, но, судя по тому, что среди его приверженцев оказалась прямо-таки толпа высокопоставленных придворных и министров, приходилось с этим согласиться.
Народ его любил. Друзья его любили.
Но он ничего этого не помнил и не ощущал ни капли эмоций в ответ.
Однако он был вполне доволен тем, что почти все они охотно собрались на его призыв к восстанию. Большего Антрацитовому принцу было не нужно.