– Авдотья Марковна, может, у вас где-нибудь в чулане или за шторкой и гинекологическое кресло имеется? – спросил, улыбаясь, Кирилл. – Пусть складное и на колесиках.
– Нет, Кирилл Максимович. Чего нет того нет.
Он попросил пациентку пройти к смотровой кушетке, и, обернувшись, сказал:
– Дарья, ты будешь мне помогать.
Во время осмотра пациентки Кирилл обратил внимание, с каким напряжением смотрела на все его манипуляции девушка. Лицо ее сильно побледнело, и в глазах стоял даже не страх, а ужас.
– Дарья, выйди на улицу, подыши.
Когда осмотр закончился, он спросил Авдотью Марковну:
– Что с Дашей?
– Я ничего не заметила! – ответила та.
По тому, как сестра отвела взгляд в сторону, он понял, что его помощница либо знает причину, либо о чем-то догадывается, но говорить об этом не хочет.
Молодой монах шел из церкви в хорошем настроении: сегодня отец Ипполит похвалил его, сказав, что люди не только стали уважать Кирилла, но и полюбили за искреннее стремление помочь страждущим. День был солнечный и тихий, казалось, все вокруг замерло, слушая благодатную тишину, и только искрящийся снег поскрипывал под ногами. В этом скрипе Кириллу слышалось: «Хорошо, хорошо, хорошо…».
Оглядываясь вокруг, Кирилл подумал: «А ведь на самом деле хорошо! Скоро весна! Все начнет оживать, и так будет из года в год, всегда, вечно».
Вспомнилась его келья, братья, игумен. Легкая грусть охватила монаха, но неожиданный легкий порыв ветерка взлохматил его волосы, уже тронутые сединой на висках, и он, встряхнув головой, вновь погрузился в блаженство.
Уже на подходе к больнице неожиданно со стороны сарая, где хранилось старое больничное имущество, его внимание привлек еле различимый звук, похожий на вздох. Кирилл подумал, что ему послышалось, и уже хотел пройти мимо, как услышал стук чего-то упавшего на пол. Позже он готов был побожиться, что так и не понял, почему не задумываясь кинулся в сарай.
Обхватив одной рукой Дарьи вокруг бедер, второй рукой попытался снять с шеи веревку, но дергающееся в конвульсиях тело выскальзывало, и он вновь и вновь перехватывал его и снова приподнимал. Наконец ему удалось снять петлю. Он хотел уже нести ее в больницу, но тут раздался хрип и сильные судороги начали ломать ее тело. Кирилл уже не мог удержать ее на руках и, положив на пол, прижал своим телом. Она дышала урывками, то громко втягивая в себя воздух, то с силой выталкивая его из груди, то совсем переставая дышать. В эти мгновения тишины монаха охватывало отчаяние и спина покрывалась холодным потом. Вскоре дыхание восстановилось, и Даша затихла. Открыв глаза, девушка безумным взглядом стала оглядываться вокруг. Посмотрев вверх, где на перекладине висела веревка с петлей, все вспомнила и начала рыдать и вырываться из рук монаха. «Зачем? Зачем ты это сделал? Я не хочу и не буду жить!..»
Кирилл донес обессилевшую и уже безразличную ко всему Дашу в больницу и положил на кровать; она отвернулась и смотрела в стену больничной палаты.
Подбежала Авдотья Марковна, держа в руке шприц.
– Успокоительное?
– Да.
– Вводите!
Когда Дарья затихла и закрыла глаза, Кирилл спросил:
– Авдотья Марковна, вы что-нибудь понимаете?
– Да, Кирилл Максимович, – с трудом произнося слова, начала рассказывать медицинская сестра. – Даше восемнадцать еще только весной будет, а она беременна. Позора боится и своего, и деда: он же тут уважаемый человек – староста! Аборт делать боится и замуж за того парня, Федора, выходить не хочет. Натворила дел девка! А как только вы у нас появились, так она в вас влюбилась.
Неожиданно Даша, не приходя в себя, тихо произнесла:
– Да, – и вновь погрузилась в забытье.
– Я не говорила об этом, надеясь, что все как-то устроится, но после вашего появления здесь это уже третий раз, когда она пытается что-то сделать с собой, – сказала сестра, не глядя в глаза Кириллу; голос ее дрожал и на лице отражалось отчаяние. – Первый раз я схватила ее за руку, когда она уже собиралась вскрыть вены, затем я заметила пропажу в аптечке сильнодействующего лекарства и нашла его у нее в кармане халата. Кирилл Максимович, надо что-то делать!
– Что? – произнес молодой врач, зная ответ.
После долгого молчания пожилая сестра с трудом произнесла:
– Или дать им обоим, Дарье и ребенку, погибнуть, или спасти хотя бы мать.
– Авдотья Марковна, от вас ли слышу? Мы же все трое верующие! Аборт это страшный грех – это убийство! Никакие молитвы не спасут наши души, Бог отвернется от нас, не будет нам спасения. Я монах, Авдотья Марковна, монах, и никогда не сделаю этого. Пусть в район едет!
– Да как же она поедет? Она никогда из поселка не уезжала, какие дела могут быть у нее в городе? Хоть и на один-два дня, но что она скажет деду? Вскроется все? Позор! Тогда уж она точно руки на себя наложит. Я верующая, но я еще и баба! Как ни объясняла ей о счастье материнства, а сам видел, что сегодня произошло. Тебе, Кирилл, решать! Только от тебя все зависит!
– Вы, Авдотья Марковна, ни на минуту не оставляйте ее одну, – задумчиво произнес Кирилл и ушел к себе в кабинет.
Повидала Авдотья Марковна на своем веку и поняла: «Ждать надо!».