Умри, а держись! Штрафбат на Курской дуге

За нейтральной полосой, в глубине немецких позиций и днем, и с наступлением темноты, слышался гул работающих моторов. Находясь в боевом охранении, Гвоздев невольно вслушивался в этот несмолкающий шум. Он наполнял усталый мозг тревогой и напряжением, не давая заснуть после отбоя. Правда, за день организм так уставал, что здоровое требование сна всегда быстро пересиливало.

Изматывало психологически и то, что днем немцев Демьяну не удалось разглядеть ни разу. Когда врага не видишь, но постоянно чувствуешь его присутствие, это здорово действует на нервы.

Разведвзвод Александрова уже дважды предпринимал попытки добыть языка, но оба раза вылазки закончились ничем. Причем во второй раз группа разведчиков засекла себя возле проволочных заграждений, и немцы тут же открыли шквальный огонь, вывесив одну за другой две осветительные ракеты. Каким-то чудом группе удалось выйти из-под огня, дотащив с собой одного тяжелораненого разведчика.

А потом еще этот снайпер… Невидимая, разящая смерть, которая только и ждет, что ты на сантиметр высунешь и подставишь свой лоб, на долю секунды расслабишься… Когда Потапову, благодаря смекалке, удалось уничтожить этого фашистского гада, сразу атмосфера здорово изменилась. Наконец-то на счету взвода появился первый реальный немец, во плоти.

Значит, фашисты – это не бесплотные всемогущие духи, насылающие на штрафников свои самолеты-разведчики, владеющие несокрушимыми танками и самоходками. Это люди смертные, уязвимые для пули, штыка и гранаты.

Дни и ночи сменялись в калейдоскопе однообразно тяжелой солдатской работы, и Демьян потерял счет этой бесконечной череде. Главным положительным моментом для него в этой изнуряющее суете было то, что практически не возникало конфликтов с командиром взвода.

Большая цель, требующая крайней степени сосредоточенности и усилий, появилась перед всеми в батальоне, от «переменника» до старшего офицера штаба. Каждый, скорее подсознательно, ощущал, что добиться этой большой цели возможно единственным путем: максимальным напряжением всех сил – и каждого в отдельности, и всех вместе.

В этих повседневных многочасовых учебных занятиях вырабатывалась та слаженность совместных действий, когда командиры и подчиненные постепенно начинали понимать друг друга с полуслова, когда каждый обретал умения и навыки, доведенные до автоматизма, до той высшей степени владения, когда времени обдумывать нет, и единственно верное действие выполняется инстинктивно, на уровне мышечной памяти, за те доли секунды в бою, которые и определяют в итоге – останешься ли ты жить, или умрешь, а победа и главный приз – жизнь достанется врагу.

X

И вот однажды, в совершенно будничном ритме, случилось нечто, что сразу перевело бытие бойцов на другой уровень. После подъема и неизменной утренней каши с хлебом взвод не отправился на занятия, а остался в окопах. Командиры были собраны на батальонное совещание накануне вечером. Они оставались в траншеях вместе со своими подчиненными, но в ротные КНП для уточнения диспозиции были отправлены посыльными ординарцы.

Сразу пошел слух, что ожидается наступление врага. Точных сведений не разглашали даже командирам подразделений. И само совещание накануне проходило в рамках строжайшей секретности. ПНШ-«первый» сообщил офицерам, что батальон переводится в состояние боевой готовности и что дальнейшие указания и уточнения будут получены в ближайшие часы.

Уже было известно, что в окрестностях расположения штрафного батальона ночью были развернуты стрелковый и артиллерийский полки, минометный дивизион. Гул техники сотрясал воздух всю ночь, но только для сна набегавшихся за день штрафников этот гул не был помехой.

Уже позже, во время многочасового ожидания, в траншеи штрафбата просочились вести о прибытии к передовой танкового батальона и подразделения самоходных артиллерийских установок. И хотя расположилась вся эта сила в тылу позиций штрафников, известие это здорово поднимало настроение и «переменникам», и их командирам.

Пусть немец готовится к чему хочет, штрафбатовцы ощущали теперь у себя за спинами мощную силу, способную дать отпор. Об этом, на разные лады, велись разговоры в ячейках и траншеях, оборудованных в полном соответствии с требованиями фортификационного искусства.

Три месяца практически непрерывного окапывания, в любую погоду, в любом грунте, многому научили бойцов, и теперь они показали весь свой опыт. Ячейки с нишами были соединены ходами сообщений по фронту и в глубину, тщательно оборудованы взводные и ротный наблюдательные пункты, с одним, а то и двумя укрытиями, причем блиндажи, по указанию комбата, строились, по возможности, в три наката.

Хотя личному составу пришлось попотеть, чтобы возвести их, одеть траншеи и противотанковые препятствия при отсутствии мало-мальски пригодного леса в радиусе нескольких километров.

Здесь опять пригодилась смекалка разведчиков, отыскавших заброшенный хутор почти в пяти километрах от позиций, а также упорство «переменников», за несколько ночей повзводно переместивших весь необходимый материал к позициям.

XI