Умри, богема!

И вот мы в квартире. Воздуха почти нет, пахнет старыми вещами и плесенью. Прохладно. Я проверяю, точнее, пытаюсь понять, был ли здесь кто-то в мое отсутствие.

– Я что-то не понял… – Лева ходил по квартире с видом человека, который что-то потерял. – Где дверь?

– Какая дверь?

– Не знаю… Но по документам квартира большая, около ста пятидесяти метров.

Я зажмуриваюсь. Где Лева? Он сидит в маленькой кухне и пьет кофе. Так он спрашивал меня про дверь или нет? И что вообще со мной происходит?

– Ну и как тебе квартира? – спрашиваю я, чтобы понять, сплю я или просто уже брежу.

– Район хороший, престижный. Но квартира старая очень. Это вообще старинный квартал, ему несколько веков.

У Левы спокойное лицо. Нет, он ничего не знает о том, что за древним шкафом на стене висят подлинники Ренуара, его эскизы к знаменитым портретам Жанны Самари, зарисовки «лягушатника», женские портреты золотоволосых красавиц… Я еще не успела рассказать ему о том, что женщина, которая жила здесь больше ста лет тому назад, дружила с Ренуаром и, вполне возможно, позировала ему. Когда я ему расскажу об этом? Не знаю. Должно пройти какое-то время, чтобы я поняла, что доверяю ему полностью. А ведь еще совсем недавно мне казалось, что Лева – самый близкий мне человек. Что же со мной произошло? Что изменилось за эти несколько дней после моего возвращения в Москву? Быть может, я поняла, что в воздухе слишком много лжи, что она разъедает нас, делает нас оборотнями?

Быть может, я покажу ему «княжеские» апартаменты после родов, когда все мои страхи и сомнения исчезнут, уступив место лишь любви?

– Лева, я беременна, – ну вот и все, наконец-то я решилась сказать ему об этом.

Он улыбается, он счастлив. А я все еще не верю своему счастью…

* * *

Я приехала к ней в санаторий. Разыскала ее в парке, она сидела на скамейке, в тени дубов и слушала музыку. Тонкие белые нити наушников тянулись к вискам и прятались в волосах. Светило солнце, в ветвях деревьев пели птицы. Был теплый, погожий июньский день. На мне было просторное платье для беременных. Я знала, что выгляжу не очень-то, нос распух, да и вся я стала какая-то округлая, неуклюжая, нелепая.

– Ты? – Она от неожиданности рванула за проводки и вырвала из ушей наушники. До меня донеслась едва различимая спокойная мелодия, что-то из классики. Быть может, Бах.

– Ты же знала, что я приду. Не могла не знать, – сказала я.

– Правду хочешь. Маешься? – Она усмехнулась.

– Да.

– Флешка у тебя?

– Это уже неважно. Главное, что я видела все.

– Хочешь знать правду?

Я лишь кивнула головой. В тот момент главным было не наговорить лишнего, не напугать ее. Она не видела, как моя рука в сумке произвела движение… Щелк.

– Я была любовницей Сазыкина. Иногда оставалась ночевать у него в загородном доме в Переделкино…

– Это я поняла. Что ты там увидела? Кто там, на видео?

– Сонька с Жорой приехали, выгребли восемь миллионов из сейфа. А деньги Сазыкину дала Скоробогатова для нового спектакля, где Жорка должен был играть главную роль. Спектакль – дрянь, но деньги были хорошие.

– Значит, Сазыкиным двигали не амбиции?

– Да о чем ты? Его всегда интересовали только деньги. А теперь представь, он их получил, а потом, типа, потерял. Напился на радостях, а когда утром проснулся, не помнил, где бабки. В сейфе-то пусто.

– Он мог подумать на тебя?

– Мог. Но не подумал. Думаю, он до сих пор не может вспомнить, где он оставил пакет с деньгами. Ему же вообще нельзя пить…

– Что было потом?

– Я встретилась с Жорой, поговорила. С ним всегда было легко договориться, это же шлюха в штанах…

– Сколько ты попросила за молчание?

– Половину. Четыре миллиона.

– И что? Он дал?

– Только два. Остальные ему Сонька не дала. Он меня предупреждал, что она грозится расправиться со мной, но я не верила. Всегда воспринимала ее как фарфоровую куклу, которая вот-вот разобьется…

– Это она отравила Галю Горную?

– Да, это она всех травила. Но ее целью была я.

– Ты поэтому придумала, что меня хотят убить из-за наследства? Чтобы я не подумала, что это ты мишень?

– Да. Я хотела, чтобы мы поскорее уехали из Москвы. Я испугалась, я уже поняла, что на меня началась настоящая охота. Сонька была беременна от Жоры. Но он полностью зависел от своей Ленки. Им с Сонькой просто необходимы были деньги, чтобы оторваться от Сазыкина и Ленки.

– Так кого он любил, если он вообще способен на чувства?

– Соньку. Они хотели пожениться и переехать жить в Питер.

– Ты сама себя порезала тогда, когда была в моей дубленке?

– Да. Я должна была убедить тебя, что ты находишься в опасности. Говорю же, я хотела, чтобы мы поскорее уехали в Париж.

– А там почему ты измывалась надо мной, зачем деньги украла?

– Да просто так. Хотела посмотреть, какая ты без денег… Жалкая.

– Зачем настраивала меня против Клер?

– Говорю же, просто так… – Она сидела вполоборота ко мне, и я видела, как раздуваются ее ноздри. – Тебе достался Ваня твой, потом Лева, и тут еще и наследство. Я подумала, что это слишком уж много счастья для одной тебя.

– Что случилось тогда в квартире Сазыкиных?