Умри, Денис, или Неугодный собеседник императрицы

«Казалось, что он такими вопросами хотел с первого раза выведать свойства ума моего и характера. Наконец спросил меня и о чужом сочинении: что я думаю об Душеньке? — Она из лучших произведений нашей поэзии, отвечал я. — Прелестна! — подтвердил он с выразительною улыбкою. Потом Фон-Визин сказал хозяину, что он привез показать ему новую свою комедию: Гофмейстер. Хозяин и хозяйка изъявили желание выслушать эту новость. Он подал знак одному из своих вожатых, и тот прочитал комедию одним духом. В продолжение чтения автор глазами, киваньем головы, движением здоровой руки подкреплял силу тех выражений, которые самому ему нравились. Игривость ума не оставляла его и при болезненном состоянии тела. Несмотря на трудность рассказа, он заставлял нас не однажды смеяться. По словам его, во всем уезде, пока он жил в деревне, удалось ему найти одного только литератора, городского почтмейстера. Он выдавал себя за жаркого почитателя Ломоносова. Которую же из од его, спросил Фон-Визин, признаете вы лучшею? — Ни одной не случилось читать, ответствовал ему почтмейстер. „Зато, продолжал Фон-Визин, доехав до Москвы, я уже не знал, куда мне деваться от молодых стихотворцев. От утра до вечера они вокруг меня роились. Однажды докладывают мне: „приехал сочинитель“. Принять его, сказал я, и через минуту входит автор с пуком бумаг. После первых приветствий и оговорок он просит меня выслушать трагедию его в новом вкусе. Нечего делать; прошу его садиться и читать. Он предваряет меня, что развязка драмы его будет совсем необыкновенная: у всех трагедии оканчиваются добровольным или насильственным убийством, а его героиня или главное лицо — умрет естественною смертию“.

И в самом деле, заключает Фон-Визин, героиня его от акта до акта чахла, чахла и наконец издохла.

Мы расстались с ним в одиннадцать часов вечера, а наутро он уже был в гробе!»

Стало быть, вечер этот пришелся на 30 ноября 1792 года.

Дениса Ивановича похоронили на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры; неподалеку, но, как и положено такому вельможе, в храме, под надгробием работы Мартоса, покоится Никита Иванович Панин.

Сейчас это кладбище — полумузей, «Некрополь XVIII века». Полумузей второго разряда. Прах наиболее громкославных снесли вместе, отобрав хрестоматийно-тематически: композиторы, артисты, друзья Пушкина… Фонвизина лежать в парадной зале не удостоили.

Это и лучше. Петляешь по замысловатым дорожкам, протискиваешься между сбившимися в круг, почти прижавшимися одна к другой плитами, словно это сгрудил их, сдвинул, сплотил, прощаясь, центростремительный век. Вновь идешь по столетию: Шереметевы, Завадовские, Бутурлины, Потемкины, Строгановы, Белосельские-Белозерские… И собратья по наукам, словесности и художествам: Ломоносов, Эйлер, Нартов, Шубин, Кваренги, Княжнин, Хвостов… Нет, Денис Иванович почивает там, где и должно ему почивать. Среди тех, с кем жил. И с кем, вырвавшись в бессмертие, все-таки остался. «Твое созданье я, Создатель».

Петляя и протискиваясь, приходишь наконец к плите над непотревоженным прахом:

ПОД СИМЪ КАМНЕМЪ

ПОГРЕБЕНО ТѢЛО

СТАТСКАГО СОВЕТНИКА

Д. И. ФОНЪВИЗИНА

РОДИЛСЯ ВЪ 1745 ГОДУ АПРЕЛЯ 3 ДНЯ

ПРЕСТАВИЛСЯ ВЪ 1792 ГОДУ ДЕКАБРЯ 1 ДНЯ

ЖИТIЯ ЕГО БЫЛО 48 ЛЕТЪ 7 МЕСЯЦЕВЪ И 28 ДНЕЙ

Так и хранит старая надпись хронологическую оплошность нелюбопытствовавшего века.

1 декабря 1792 года — эта-то дата точна.

Через два года родится Грибоедов. Или — уже родился.

1980–2008

Худо мне жить приходит; уж и господин Фон-Визин хочет учить меня царствовать!

Екатерина Вторая