— Логика шиворот-навыворот, как в «Алисе в Стране Чудес». Такого я еще не слышала, — презрительно фыркнула Генриетта. — Это рекорд. Таким путем вы и разрешаете свои проблемы, юноша? Находите человека с железным алиби и его-то и обвиняете.
Шейн сочувственно улыбнулся:
— Это не всегда так легко. Но в данном случае с самого начала все выглядело так, как будто вы тщательно выстроили свое алиби, как будто вы знали, что должно произойти с Джоном, и обеспечили себя свидетелями того, что вы не могли ничего подмешать в какао.
— Вы должны признать, что я действительно не могла это сделать, — подчеркнула Генриетта с холодным удовлетворением. — Я была в своей комнате, когда миссис Блейр готовила питье. Она прошла прямо наверх после того, как оставила какао на обеденном столе, я встретила ее по дороге и пошла вместе с ней в ее комнату. Там я оставалась безвыходно до сердечного приступа Джона. Можете спросить миссис Блейр.
— Я уже так и сделал, — парировал Шейн. — Она сообщила мне то же самое… одновременно с кое-какой другой интересной информацией.
Он повернулся к экономке, которая не произнесла ни слова с тех пор, как он вошел в комнату.
— Помните, вы рассказали мне, как Чарльз был в кухне в тот вечер и налил последний стакан молока запить булочки, а вы успели заметить, что стакан именно последний, и вам пришлось отнять у него молоко, потому что оно предназначалось для мистера Роджелла?
— Я помню, мистер Шейн.
— И вы удивились, обнаружив, что в холодильнике больше нет молока, — настойчиво продолжал Шейн. — Вы думали, что там есть еще одна полная бутылка, но неожиданно оказалось, что ее нет и что вам остается только подать Роджеллу тот стакан, который был у Чарльза? Вы и это помните?
— Да, помню. Я могла бы поклясться, что была еще одна полная бутылка, оставшаяся после обеда.
— Вас не заинтересовало, куда девалась бутылка, которая, как вы думали, была в холодильнике и исчезла?
— Я не знаю. Я… я не очень об этом задумывалась.
— Потому что у вас не было причин думать об этом в то время, — успокоил ее Шейн. — У вас не было причин подозревать, что в ту ночь в его молоке окажется смертельная доза дигиталиса. Поэтому вы, естественно, не подозревали также, что Генриетта после обеда украдет вторую бутылку и подмешает дигиталис в последнюю оставшуюся чашку молока… уверенная, что это будет та самая чашка, которую вы вольете в термос для Роджелла. Но сейчас, когда вы вспоминаете все происходившее, миссис Блейр, скажите: знали ли вы точно, что имелась другая бутылка, которая исчезла из холодильника до того, как вы стали подогревать молоко для Роджелла?
— Вы ей подсказываете ответ, — громко сказала Генриетта. — Никакой суд ей не поверит.
Шейн усмехнулся:
— Я думаю, поверит. Поживем — увидим.
Глава 20
Люси Гамильтон блаженствовала, лежа в горячей ванне и осторожно смазывая кремом губы, с которых Шейн сдирал клейкую ленту. Потом, заботливо скрыв макияжем бледность лица, облаченная в свой самый очаровательный шелковый халатик и наилегкомысленнейшие домашние туфельки, она наслаждалась, сидя в безопасности своей квартиры на диване, другой конец которого украшал своей небрежной позой Майкл Шейн. В руке у нее нежно звякал в бокале лед, на стеклянном столике перед диваном стояли бутылки виски и коньяка, графин с холодной водой и ведерко с кубиками льда. До этого момента Шейн не разрешал ей ни о чем рассказывать. Теперь он строго посмотрел на нее поверх бокала с коньяком и приказал:
— Расскажи мне наконец, что произошло вчера вечером.
— Я была дурочкой, Майкл, — сказала она. — Я никогда не прощу себе этого. Но я беспокоилась, потому что ты поехал откапывать эту собаку, и когда мне позвонили, я как раз об этом думала.
Он переспросил:
— Тебе позвонили?
— Около девяти часов, — она глотнула из бокала и затем, потупив глаза, принялась рассказывать — словно нырнула в холодную воду.