Внутри церковь с ее высоким сводчатым потолком напоминала амбар. Лившийся через узорчатые витражные окна свет отбрасывал калейдоскоп цветных узоров на стены и черно-белый мраморный пол. Холод тут стоял почти такой же, как на улице, а во влажном воздухе висел неприятный кисловато-затхлый запах. Тут все гниет и разлагается, подумал Тарталья. Запах заброшенности и скаредности. Как и во многих других английских храмах, признаки современности отсутствуют, здесь все дышит стариной: потускнели медные детали, истерты и уже расползаются вышитые подушечки для коленопреклонения, мемориальные таблички, прикрепленные к стенам, чтят память людей давным-давно умерших и забытых.
Хотя родившийся в Эдинбурге Тарталья воспитывался католиком, свою католическую веру он порядком подрастерял и бессонницей от этого, честно говоря, не маялся. Но в церквах его молодости, помнилось ему, царила атмосфера теплоты и уюта. Их посещало много народу, их любили, они были неотъемлемой частью жизни семьи и квартала — словом, католические храмы совсем не похожи на церковь Святого Себастьяна. Сам он последний раз заходил в церковь не меньше года назад. Его сестра Николетта затащила тогда Тарталью на воскресную мессу в итальянскую церковь Святого Петра в Клеркенуэлле перед одним из тех длинных утомительных обедов, которые она обожала устраивать для всей семьи и многочисленных друзей. В той церкви было нарядно и оживленно: воздух напоен благовонием ладана, посверкивали ряды хрустальных люстр, металлическая отделка всюду отполирована так, что глаза слепило, все деревянные поверхности натерты воском и блестели, а скамьи заполнены прихожанами, разодетыми в лучшие воскресные одежки. Настоящее пиршество форм и красок! А после службы сотни прихожан группками сбивались на тротуаре перед церковью — сплетничали, общались. Заходили вместе в какой-нибудь из многочисленных местных баров или кафе угоститься эспрессо или граппой. Оглядывая убогий, унылый интерьер церкви Святого Себастьяна, Тарталья никак не мог представить себе тут подобной картины. Церковь явно редко посещают, она такая неухоженная. Печальное и одинокое место для смерти юной девушки.
Он прошел за Донован через неф и остановился перед большим темно-зеленым пятном, неровно расползшимся по мраморному полу.
— Очевидно, сюда девушка и упала.
Чтобы точно определить место, где погибла Джемма Крамер, эксперты воспользовались специальным люминесцентным составом, выявляющим затертые следы крови. По внешнему кругу располагались брызги и отчетливо видимые полосы — там при мытье пола прошлись щетками; к краям зеленый моющий порошок тускнел до бледной ярь-медянки, расцвеченной ярко-синими и желтыми пятнышками света, падавшего через высокое сводчатое окно. Тарталья поднял глаза на широкую галерею, идущую в вышине вдоль всего нефа: ее окаймляла резная деревянная, с завитушками балюстрада. Представив девушку, летящую с высоты в звенящей тишине, он вздрогнул. Уцелеть после такого падения можно только чудом.
— В какое время обнаружили труп? — спросил Тарталья, вглядываясь в черную глубину галереи, где едва проблескивали высокие золоченые трубы органа.
— Сразу после шести, когда зашли прибрать церковь к вечерней службе.
— Стало быть, между четырьмя и шестью сюда не заходил никто?
Она помотала головой:
— По словам Даффи, викарий оставляет церковь незапертой для молящихся. Но обычно днем тут пусто. Не думаю, чтоб сюда валом валили верующие или туристы.
Тарталье показалось крайне странным, что церковь оставляют без всякой охраны, тем более что посещают ее явно редко. Любопытно, что привело сюда девушку? Случайно забрела? Или она и ее спутник знали, что церковь оставляют незапертой?
— Как нам подняться на галерею? — спросил он.
— Иди за мной. — И Донован подошла к узкому сводчатому проходу сбоку от кафедры проповедника.
Когда она отодвинула тяжелую красную бархатную штору, взметнулось облако пыли, в столбе лившегося сверху солнечного света заплясали пылинки. Пошарив за шторой, она включила несколько лампочек, осветились лестница и галерея.
Тарталья начал подниматься по высоким крутым пролетам, Донован, пыхтя и отдуваясь, поспевала следом.
— Слушай-ка, тебе на самом деле пора бросать курить, — заметил он, когда она наконец добралась до верха.
Донован улыбнулась, никак не в силах отдышаться:
— Кто бы говорил! Тоже мне советчик нашелся. Знаешь, я попробовала никотиновые пластыри. Только мне кажется, теперь я подсела на них.
— Я тоже пробовал — никакой пользы. — И Тарталья машинально сунулся в карман за сигаретами.
Донован бросила на него иронический взгляд.