Умри стоя

– Да включайся же, дерьмо!!! – забарабанил он ладонью по корпусу модуля. – Ух!

Что-то развернуло «Ивана», словно толкнув в спину. И снова. Короткий толчок, меняющий траекторию падения. А потом «Иван» полетел. Он больше не падал, он несся к белой, ощетинившейся лесом земле со скоростью ракеты. Впереди на фоне ночного неба одна за другой вспыхнули четыре светящиеся точки – реактивные модули Палачей заработали, возвещая о приближении «Скорого Суда» к грешной американской тверди.

Среди леса показалась тонкая нитка дороги, ведущей к проплешине, мерцающей редкими огнями. Лазо спал. Мирно и сладко, как дитя, укутанный снегом. Война никогда не касалась здешних мест своей железной дланью. И Глебу на секунду сделалось не по себе от мысли, что скоро эта сонная безмятежность обернется кровавым адом. Нет, он не испытывал сочувствия к его жителям. Каждый, кто не свой – враг. А каждый враг должен сдохнуть. Но невольно ставил себя на место тех гражданских – слабых, неподготовленных, застигнутых врасплох в собственных постелях. Без малейшей возможности дать отпор, без шансов на победу. Это была не боевая операция. Это была казнь. Пять Палачей, словно ангелы смерти, падали с небес на спящий город, дабы карать в назидание.

Когда до земли оставалось не больше двухсот метров, реактивный модуль, изменив вектор тяги, перевел «Ивана» в вертикальное положение и раскрыл парашют. Глеба ощутимо тряхнуло. Падение замедлилось, но не настолько, как он привык на учебных прыжках. Две колеи, заменяющие дорогу, приближались со скоростью, грозящей в лучшем случае переломом ног.

Среди мерцающих сквозь снегопад огней Лазо появилось движение.

– Ребятки проснулись, – раздался в динамике гарнитуры голос Отто Грубера. – Огонь не открывать. Пусть сомневаются и нервничают.

На самой границе сверкнула белая вспышка, и в небо полетела очередь трассеров.

– Не отвечать.

Очередь повторилась, но уже короче.

До земли тем временем осталось уже совсем немного, и реактивный модуль, аккуратно дозируя тягу, затормозил падение. Приземление вышло настолько мягким, что Глебу не пришлось даже перекатываться, амортизируя удар. Не успел купол парашюта коснуться земли, как модуль, щелкнув креплениями, отсоединился от «Ивана». Так же, как модули Палачей, отвалившиеся от их брони, словно насытившиеся паразиты.

– Что делать с этим реактивным добром? – поинтересовался Глеб на всякий случай.

– Оставь. Заберем на обратном пути, – ответил Грубер. – Отряд, построиться в две линии. Огонь по моей команде. Вперед.

Узкая дорога едва вместила трех идущих цепью Палачей. Глеб вместе с одним из бойцов Грубера занял второй ряд. Стена леса по обе стороны и метровые сугробы не оставляли тяжелой пехоте ни шанса на успешный маневр в случае чего.

«В случае чего… – повторил про себя Глеб. – Был бы у них хоть один завалящий танк, и наша песня спета».

– Спокойно и уверенно, – будто прочитав его мысли, произнес Грубер. – Не останавливаться. Идем, как к себе домой.

«Думаешь, они сдохнут от твоей наглости?»

– Пусть охереют от такой наглости.

Глеб нахмурился, припоминая, не озвучил ли свою мысль, случайно.

За поворотом стали видны сторожевые вышки с направленными на дорогу прожекторами. Как только отряд попал в световое пятно, искаженный громкоговорителем голос прокричал на чистом русском:

– Стой! Кто идет?!

«Неужели сам Уваров стоит в наряде?» – подумал Глеб.

– Я сказал – стой!!! Кто такие?!

– Спокойно и уверенно, – напомнил Грубер, продолжая шагать как ни в чем не бывало.

– Еще шаг, и будем стрелять!!!

– По моей команде.

– Вы что, блядь, оглохли?!

– Огонь.

«Фениксы» Палачей, проснувшись, выдохнули в морозный воздух четыре языка пламени. Первой жертвой пали прожектора. Со сторожевых вышек Лазо ударили два пулемета, но быстро затихли, когда линии трассеров перерезали гнезда. Внизу замелькали вспышки коротких очередей, служащих ориентирами для «Фениксов», безошибочно тушащих одну за другой. Броня Палачей расцвела искрами, с дороги поднялось множество снежных брызг, но огонь ополченцев ни на секунду не замедлил продвижение «Скорого Суда».

Глеб шагал за спинами первой линии и лишь наблюдал, не желая без толку тратить боеприпасы на неподходящей для «Малыша» дистанции, пока на баррикаде не возник едва уловимый в зеленом спектре ночного видения след гранатометного выстрела. Система автозахвата немедленно поймала цель, и сноп картечи превратил смертоносный снаряд в облако дыма и снега в сорока метрах от отряда.

– Неплохо, – оценил Грубер и добавил: – Очень неплохо, – когда выпущенная «Малышом» очередь уничтожила на подлете термобарический заряд, ухнувший посреди дороги желто-красным огненным шаром. Со стоящих возле обочины елей сдуло снежные шапки, хвоя вспыхнула, словно порох.

– Система, отключить ЭнВэ, – скомандовал Глеб, когда разгорающийся пожар осветил дорогу не хуже солнечных лучей.

Баррикада становилась все ближе, а вспышки выстрелов на ней – все реже. Последние тридцать метров отряд, не меняя формации, прошел в полной тишине.