– Что за радость отмечать день рождения вдвоем? – спрашивала мать. – Почему ты никого не зовешь? Где твои друзья?
– Не начинай, – хмуро говорила я.
– Ты не умеешь общаться. Не умеешь дружить. Не умеешь нравиться, – раздраженный голос матери методично вколачивал гвоздь за гвоздем очевидные факты.
– Ты сделала меня такой, – вяло огрызалась я.
– Я? – голос матери падал до возмущенного шепота.
– Нет. Прости. Давай хоть раз отметим мой день рождения без ссоры.
– Ты сказала, я сделала тебя неудачницей! – кипела мать.
«А кто?! – хотелось кричать мне. – Кто, если не ты?»
– Меня не будет, кому ты будешь нужна?
– Никому! Устраивает? Ты это ждала услышать? Да?! – уже не сдерживаясь, кричала я.
Мать вскакивала и уходила к себе, я оставалась за праздничным столом и слушала сдавленный плач за стеной. Меня терзали любовь, гнев и жалость. Мучило бессилие из-за ощущения вины, которой не было и быть не должно. Но чувство вины саднило забитым гвоздем, потому что всякий раз после ссоры мать наутро просила прощения. Униженно, моляще, искренне. Это было хуже всего.
Нет. Не стоит вспоминать…
Я помотала головой, выключила телевизор и подошла к окну. За ним цветет черемуха; листья травянистые, солнечные, на коричневых с бело-желтыми чечевичками ветках полным-полно многоцветковых поникших кистей. Я открыла створку окна, в комнате запахло резким, пряным ароматом ее белых цветов. И я узнала волнующий, знакомый до боли, почти аммиачный запах моего страха. Вот только дело не в хамамсу цвета хаки, а совсем в другом. Мне себя не переделать, все будет по-прежнему. И я оставила окно открытым, хотя весну не люблю.
Тишина взорвалась телефонным звонком, я рефлекторно сжалась. Теперь каждый звонок сдавливает мне внутренности тревожным предчувствием. Я беру трубку радиотелефона как радиоактивный чип, хотя знаю, что он не позвонит. Он не знает мой городской номер. А мои губы его не забыли. Они все горят и горят от ожога его ненавидящих, яростных глаз.
– В эту субботу, вечерком, – сказала Рита. – Придешь помогать?
– Нет. У тебя есть своя Золушка.
– Золушка влюбилась в старое, лысое ничтожество, – фыркнула Рита. – Возраст – это проклятие. Ему нужен диван и удобные тапки. А я говорю: пока молодая, хватай жизнь за хвост и крути, не то он будет вертеть тобой.
– А она что? – равнодушно спросила я.
– Золушка нашла другую мачеху, – Рита засмеялась. – И лысый хвост раскрутил ее мертвой петлей.
Золушка – младшая сестра Риты. Ей не слишком повезло. В детстве Рита тяжело болела; любящие родители обрушили внимание на нее, а Золушка осталась наедине со своим отменным здоровьем. Что можно искать на старом диване? Папу.
– Кстати, – вкрадчиво произнес голос Риты. – Стас придет не один. У него появилась девушка. Любопытно на нее посмотреть. Не правда ли?
– Правда. – Мне расхотелось идти.
– Но он же тебе не нужен, – притворно удивилась Рита.
– Увидимся, – я положила трубку.
Рите хотелось смеяться, мне – плакать. Я потеряла ненужного парня, который всегда позвонит.
В моей квартире тихо-тихо гуляет запах черемухи, но я жду не зная чего. На мой балкон плашмя легло солнце, над бетонным солнцем кружится жаркий ветер. Я держу в руке детскую ладонь каштана, на ней пять пальцев, а на запястье длинные рыжие волосы. Волосатые детские ладони обнимают свечки с глянцевыми бутонами цветов. Волосатые детские ладони накрывают восковые бутоны цветов, они отсвечивают в тени молоком. А листья черемухи похожи на лодочки, сколоченные из светло-зеленых тонких досок. Только паруса нет. Это так странно. Я никогда такого не замечала.
– Не знаю, что на меня накатило…
Я не могу ответить. Мои губы все горят и горят от удара его ненавидящих глаз.
– Это правда, – после долгой паузы говорит он.
Я молчу, сердце колотится в горле, мешая словам.
– Что ты молчишь? – тихо спрашивает он меня. – Нет?
Я не могу ответить, мои губы недвижны, а ветер легко качает восковые бутоны в странных детских ладонях.
– Так никогда не было, – говорит он и повторяет: – Это правда. Скажи что-нибудь.
– Я ничего не боюсь, – говорят мои губы.
– Я должен это узнать.
На моем балконе плашмя лежит солнце, я вся в его поту.
– Этого больше не повторится. Я обещаю.
На бетонном солнце кружится жаркий ветер, надувая парусом зеленые лодки листьев. Я где-то видела это, не помню.
– Скажи что-нибудь.
Тамань.
Марат