Я не спала всю ночь. С балкона синий прохладный ветер, на кровати жаркие простыни, я вся в поту. Всю ночь говорю – не может быть!
Не верь…
Я стою, ветер треплет влажные волосы, холодит. Солнца не видно, но индиго, выгорая, светлеет небом, замоченным в разбавленной синьке. Тихо-тихо, ни единой души, и вдруг рядом кричит птица. Одна, вторая, третья, хором. Так удивительно – синий прохладный ветер и живое темно-зеленое кружево листьев. Я даже не знаю, где листья, где птицы. Но, может, это одно и то же? Солнце встает, деревья поют. Я стою и смотрю, не хочу уходить. Так красиво… Восток разгорается не спеша, сверху – льдистая, голубая вода, внизу – бело-розовый яблоневый цвет. Я потягиваюсь и ловлю запах яблоневого сада голодной пчелой. Хорошо-о-о!
Телефон звонит, страх щекочет живот. Я смеюсь – глупая, глупая, глупая я!
– Удачно домой добралась?
– Нормально. – Я улыбаюсь. Чуть-чуть разочарована, но это такая чепуха!
– Не стоит так переживать из-за Стаса. – Голос Золушки озабочен, мне смешно.
– Нисколько не переживаю.
– Хочешь, я с ним поговорю?
– Да не надо!
– Ну, пока, – неуверенно говорит Золушка.
– Пока! – Я смеюсь.
Я иду на кухню, чтобы не забывать
– Как делишки?
– Ничего. – Я разочарована.
– Как тебе его девушка?
– Ничего, – отчего-то колет живот.
– Довыбираешься. – Голос Риты звучит скрытым злорадством.
– Да.
– Мне она не понравилась. – Рита получила свое, теперь можно быть и любезной.
– Мне понравилась, – холодно отвечаю я.
Рита смеется, мне хочется плакать. Глупая, глупая, глупая я…
У меня в руках кофе, он ничем не пахнет, османский лучник остыл. Я подношу чашку к лицу, коричневое кольцо у края, от него вниз потеки до темной, кофейной воды. В них не прочитать ничего. Остывший кофе темнеет смолой Мертвого моря, отсвечивая голубым… Как и
Прямо перед собой я вижу лицо матери. Когда это было? Я и Стас? Не помню. Давно…
– Судьба повторяется, хочешь этого или нет. Бабка безмужняя, я одна. И тебе суждено.
– Замуж? Зачем? Сойдет и так, – смеюсь я.
– Дурочка! Безмужняя – не печать. Безмужняя – без твоего мужчины. Вот что такое безмужняя.
– Будет другой, все начнется сначала.
– Глупая, глупая, глупая ты! – кричит мать, в ее глазах слезы. – Душа прикипит – с мясом отрывать!
– Да хватит, мама! Я не умею любить.
– Ты себя знаешь? Затянет – не выплывешь!
– Я плавать умею. – Мне смешно, а мать не жаль.
– О себе думай! Слышишь? О себе!
Сумасшедшие глаза матери с тревогой вглядываются в мое лицо, я улыбаюсь. Я не умею любить. Глупая, глупая, глупая я!
Миндальные волны Мертвого моря качают сердце, прилив – надежда, отлив – тревога. В моей руке телефонная трубка, я снова жду. Брожу по комнатам, нет мне покоя. Глаза ищут того, кого нет.
Мой взгляд останавливается на восточной картинке – стрекоза и цветущий клевер.
– Не люблю насекомых, – сказал тогда он.
– Почему?
– Не знаю, – он пожал плечами. – Хотя все равно. Они долго не живут.
Долго не живут – так сказал он.
Мой взгляд снова кружит по комнате и падает за окно. За ним солнце и горная синь. Они зовут, но мне не к кому идти. Кожа светится янтарем, но мне некому показать. Я люблю, но мне некому сказать. В моих руках телефон, я должна сама…
Я провожу пальцем по подоконнику, на нем рисунок. Смотрю и смеюсь. Я, бабочки, сачок и он – руки в наручниках за спиной. Он терпит, я на охоте. Он ждет, мне наплевать. Он ждет – не я!
За окном свечи каштана, на мне платье из их цветов. Скорей, скорей, скорей! Лифт к черту! Пролеты, площадки, двери. Мелькают, рябят полосы света и тени. Ступеньки, ступеньки, ступеньки! Дробный стук каблуков бьется в самое сердце. Третий, второй, первый, все!