Читаем Унденский лебедь полностью

Сражайтесь в том между собой;

И побеждайте, но не болью,

А темпом, юмором, душой.

Любитесь, люди, благородно! –

Не, как дворняжки, за углом:

Вам помнить было бы угодно,

Что мы в развитии ином…

Да! Преданно всегда любитесь,

Все соки выжав из себя.

Займитесь этим: не деритесь,

Прекрасное вокруг губя.

Ведь войны пораждают те,

Кто плох в делах любовных;

Вы – асы, что на высоте, –

Орлы небес раздольных!

Любитесь, но не примитивно;

И узаконьте интерес:

За модой следуя наивно,

Не оскверняйте сей процесс.

Любитесь, люди, традиционно;

Любитесь: раз и навсегда!

И в дождь, и в солнце: всесезонно,

Да будет счастье вам тогда.


«Он вам не поэт!»

(ко флоре)

Березы ветками объятый,

Лучится парковый фонарь.

Вдыхая ароматы мяты,

Читаю вновь себе мораль;

Луна полна блаженства света

Сквозь струнки ивовых ресниц.

Хранится памятью поэта

Коллекционный стон девиц;

За что вы любите тиранов,

Красой целованный розы,

Стиху чарующих дурманов

Предпочитая черствость прозы?

Безумства чаркой пригубивший

На фоне счастия контраста,

Чем дорог памяти твой бывший

Покоя угнетатель, астра?

И удивлением затеей

Он потревожит орхидеи:

Ответьте в манком разговоре,

Чем деспоты у вас в фаворе?

К замужним лилиям подкрался

Неугомонный литератор,

И аналогией задался:

Чем сердцу каждой мил диктатор?

Вы утром влажные в росе

От ласк их, явленных во сне!

Ну а супруга-либерала

Вы нежите ничтожно вяло!

Померкли тихой грустью очи

Цветов, покрытых негой ночи;

Лишь бризный шелест лепестков

Мне выдал таинство их слов:

Прошло уже немало лет,

Нас потревоживший поэт,

Как этот парк хранит следы,

Коснувшейся всех нас, беды;

Но не прозаик, лиры друг

Украл беспечность наших губ.

И рифмой он нам томной врал,

Что демократ и либерал…

Когда коснулись его пальцы

Стеблей ранимых ликом ситца,

Пустились все мы в ритме вальса

С ним в сладострастии кружиться;

И обнажил пиит нам души,

Играя на пьянящей флейте,

Чем корни юные из суши

Вытягивал он словом – «Млейте!»

Но счастья танец был недолог;

Румяной поступью хорея…

Сердца в нас сотнею иголок

Вкусили боли апогея;

И скинута поэтом маска,

За коей нам он представлялся:

Закончилась трагично сказка,

Которую слагать он взялся;

За ширмой вольности мозаик

Скрывался извергом прозаик…

Замаливая век грехи,

Не чтим мы более стихи;

Пустил поэт слезу скупую,

Внимая грусти дивной флоры:

Явивши паузу немую,

Утихли шелеста их хоры.

И уходя, окинув взором,

Вопрос я задал им укором:

За что же разуму назло

По сей день любите его?!

Но их ответом на прощанье

Поэт услышал лишь молчанье.


«Быть может…»

Мне дивным голосом девицы

Сплетали песнь из сладких слов:

Приди скорей, твоей десницы

Мы предначертанный улов…

Их светел каждой лик в сто лун,

И кожа – жемчуг потаенный;

Казалось бы, земной я лгун,

Делец, на хитрость обреченный:

За что же грешнику награда?

Уста – зефир, глаза – сапфир:

Тех наслаждение – услада,

О чем не помышлял сей мир.

А чуждым делом столь неловко;

Возможно, песни адресат –

Небес жестокою издевкой –

Не я, щедроте что столь рад.

– А не ошиблись ли вы, девы,

Слагая песнь ту обо мне? –

Безверны разуму напевы:

Грехами горб мой на спине;

В ответ журчанием медовым

Слух одурманен, но не пьян:

– Ты из числа, что был ведомым

Страстями, окаянством рьян…

Уста огреху неподвластны;

И провидением времен

Ты – господин нам меткой ясной:

Удел Скрижалью сей вменен.

А сонмом всех своих грехов

Одним стал дьяволу ты плох:

О них Создателю не лгал,

Когда был созван Трибунал;

И взору нашему коль мил,

Быть может, Бог тебя простил…


«Урок Истории рабам»

(Реквием по идеалистам)

Каким же пусть был ваш тернистым,

Мои друзья, идеалисты…

Не без мороза, не без фарта,

Но вы побили Бонапарта;

Не без предательств Талейрана,

В Париж вошли вы спешно, рьяно.

И в нем каприз Истории

Вам ниспослал викторию;

Но, к чести, следует признать,

Не побоявшись осознать,

Что ваша Родина прогнила

На фоне Праги, Вены, Рима,

Вернулись вскоре вы домой

Под лозунгами: «Гниль – долой!»

К набору светлых мыслей, лиц,

Вам не хватило лишь… (яиц)

Каре! – И пушки… Пушки по углам! –

Укор Истории глупцам!

Не вам ли посвящал я строки,

О вас не Бога ли молил?!…

Того услышьте же упреки,

Что милосердным к слабым слыл!

Но очерствел я сердцем диким…

Я стал к бесчестию безликим:

Мне капля крови дорога,

Чтоб проливать ту за раба.

Во мне всегда жил добрый человек!

Но доброты души все струны

Заставив замолчать навек,

Наполнил сердобольством урны.

Картечь… Картечью по рабам! –

Тирану должное воздам!

Да сгинет мерзостное племя

Под гнетом мерзостных господ:

Не Бог ли возжелал то бремя? –

Несправедлив к стадам Исход?

Не жаль мне боле их потомство;

Бесправием гордившись всласть,

Судьбе не скальте недовольство:

Каков народ – такая власть!



«Настежь»

От злого света в доброй темноте,

Укрывшись черным одеялом,

Покой таился в чистой мгле

Столь вожделенным идеалом.

Невидимый сквозь пальцы ветер

Заботливо и нежно веял;

Здесь проклят день, лишь вечный вечер

Надежно тишину лелеял.

Здесь дышится цветам легко,

Сокрытым от незрячих глаз:

Не потревожит их никто,

И не сорвет для мнимых ваз.

Здесь звезды угольного цвета,

Но ярче их не отыскать;

Здесь в темноте краса рассвета,

Которой можно доверять.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сонеты 33, 34, 35 Уильям Шекспир, — лит. перевод Свами Ранинанда
Сонеты 33, 34, 35 Уильям Шекспир, — лит. перевод Свами Ранинанда

Сонет 33 — один из 154-х сонетов, написанных английским драматургом и поэтом Уильямом Шекспиром. Этот сонет является частью последовательности сонетов «Прекрасная молодёжь», «Fair Youth» (1—126), в которой поэт выражает свою искреннюю любовь к молодому человеку. По мнению ряда критиков сонет 33 является первым из тех, которые были названы «сонетами отчуждения» с 33-го по 36-й. Независимо от этого, группа сонетов 33—35, по эмоционально напряжённому характеру изложения, отражала естественную реакцию поэта на основные причины «sensual fault», «чувственной вины» юноши, пронизывающей лейтмотивом содержание всей группы сонетов 33—35. Именно, эта особенность придала строкам группы сонетов 33—35 необычайно выразительное авторские звучание в поэтических и «эмоционально напряженных тональностях», сформировавших образность в смене настроений поэта. Чем придала этой группе сонетов яркую выразительность в общем контексте всей последовательности «Прекрасная молодёжь».   «Воистину, «галлицизмы» сонетов Уильяма Шекспира стали служить «сладчайшим» контрастом антитезы для сопоставления с «тевтонской» критикой, по сути чопорной и беспощадной, которой подвергались в течении нескольких веков сонеты, заслуживающие высочайшей оценки не только за мастерство, но и за исповедальную искренность» 2023 © Свами Ранинанда

Автор Неизвестeн

Литературоведение / Поэзия / Зарубежная поэзия
Сонеты 14, 101 Уильям Шекспир, — лит. перевод Свами Ранинанда
Сонеты 14, 101 Уильям Шекспир, — лит. перевод Свами Ранинанда

  Сонет 14 — один из 154 сонетов, написанных английским драматургом и поэтом Уильямом Шекспиром. Это сонет «о продолжении рода» из группы «Свадебные сонеты» («Marriage Sonnets») (1-18) в общей последовательности сонетов «Прекрасная молодежь» («Fair Youth»). Сонет 18, был внесён мной в группу «Свадебных сонетов», в ходе исследовательской работы, и был адресован юной девушке, помолвленной с молодым человеком, адресатом последовательности «Прекрасная молодежь» («Fair Youth»). Хочу отметить, что многие критики сошлись на мнении, что применение Уильямом Шекспиром приёмов литературной риторики в сонетах 100-103, выглядит, как «the form of intellectual showing off», «форма интеллектуального выпендрежа». Однако, читатель имеет полное право соглашаться или не соглашаться с подобной характеристикой, данной критиками в отношении автора группы необычных сонетов. В конце концов, в елизаветинскую эпоху написание сонетов считалось частной перепиской, а желание автора, чтобы адресат сонетов возвратился обратно, было невероятно большим.  

Автор Неизвестeн

Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия
Зов Юкона
Зов Юкона

Имя Роберта Уильяма Сервиса, которого на Западе называли «Киплингом полярной Канады», в XX веке мало что говорило русскому читателю: из-за крайне резких стихов об СССР оно находилось под запретом. Между тем первые его книги издавались миллионными тиражами во всем мире, и слава поэта выходила далеко за пределы родных Шотландии и Канады. Мощь дарования Сервиса была такова, что его стихи кажутся продолжением творчества Киплинга, а не подражанием ему: это работы не копииста, но верного ученика, хранящего традиции учителя. Наследие поэта огромно: одних лишь опубликованных стихотворений известна почти тысяча. Приблизительно треть их предлагается теперь нашему читателю в переводах участников интернет-семинара «Век перевода».

Евгений Владимирович Витковский , Роберт Уильям Сервис

Зарубежная поэзия / Стихи и поэзия