Унесенная ветром

За этой сухой протокольной формулировкой скрывалось нечто такое, что отличало реальности телерепортажа и настоящей бомбежки, как комфорт мягкого дивана в московской квартире отличается от ужаса сидения в ненадежном подвале…

Когда наверху с ревом проносились «сушки» русских, бросая бомбы и ракетные снаряды, когда стены дома, построенного еще дедушкой Бисланом, кирпичные добротные стены, всегда казавшиеся надежными, крепкими, теперь вдруг стали казаться тонкими, прозрачными, слабыми, когда запах перегорелой взрывчатки доносился сюда, в подвал, и от каждого сотрясения на головы мамы и сестренки сыпались с дрожащего потолка пыль и песок.

Авиация федералов работала по северной оконечности Дикой-юрта…

Это так вечером по телевизору скажут. Но это увидят те, у кого в домах будет электричество. И у кого не рухнет дом от попавшего в него ракетного снаряда или фугасной бомбы. А в Дикой-юрте после вчерашней бомбежки во всех домах отключилось электричество. Вертолетчики федералов на своих «крокодилах» попали вчера в трансформатор.

Вот и сегодня: улетят бомбардировщики «су» — и через полчаса прилетят вертолеты. И снова надо будет сидеть в этом подвале, сидеть и ждать, пока не рухнет перекрытие и не завалит их всех в этой могиле.

Авиация федералов «работала» по северной оконечности Дикой-юрта.

У них с федералами не только разный язык. У них с федералами разное понимание самых простых вещей. Взять хотя бы название их села…

По-чеченски Дикой — это добрый и хороший. А русские думают по-своему, что Дикой — это дикий, звериный, злой… Они антиподы. Русские и чеченцы.

Русские говорят «черное» про то, что нокчам кажется белым. Они говорят «мир», а нокча считает, что это война. Федералы по своему телевидению говорят: наведение конституционного порядка, зачистка, уничтожение бандитов… А они — сестра, мама и сама Айшат — думают, какие же это бандиты — дядя Лека, дядя Руслан и их сыновья, двоюродные братья Айшат — Дока, Зелимхан и Бислан? И наведение конституционного порядка — это уничтожение их села, смерть и разрушение, боль и страх!

И эти зачистки, когда отца увели из дома, и он пропал… Пропал, и все….

Они говорят с русскими на разных языках.

И не просто говорят на разных языках, когда еще можно понимать друг друга через переводчика. Но они называют одними и теми же словами совершенно противоположные вещи, а это уже так отличает их мышление, что взаимопонимание становится просто невозможным.

Когда русские говорят, что они навели в селе конституционный порядок — это значит, что они забрали отца из дома и увели туда, откуда уже год нет вестей. Зачем их дому такой конституционный порядок?

Если федералы говорят, что они уничтожают бандитов, а это родные Айшат люди — дядя Лека, дядя Руслан, братья Дока, Зелимхан и Бислан, и защищают они свои дома, свои семьи, свою землю, то кто после этого бандит?

Русский говорит «черное», а Айшат понимает, что это белое. Русский говорит «мир», а она понимает, что это война.

Русский говорит «любовь»…

Глава 2

…И смотрит седая скала в глубину,

Где ветер качает и гонит волну —

И видит: в обманчивом блеске волны

Шумят и мелькают трофеи войны…

Я.П.Полонский

— …Parce que c’est un homme pourtant,[1] — приговаривал доктор Тюрман, несмотря на немецкое происхождение, удивительно мягкий человек. Даже руку пожимал он так нежно, словно соприкасался с открытой раной. Еще у него была странная манера избегать в разговоре германизмов и, напротив, вкрапливать в свою речь французские слова и выражения.

Доктор, очевидно, привыкший заговаривать больного, не имея на этот раз в его лице ни собеседника, ни даже слушателя, обращался к Басаргину, который сидел тут же на стуле, борясь с желанием закурить.

— Очень слаб, очень слаб, — говорил он, держа за руку лежавшего без движения чеченца. — Пульс нитевидный, конечности холодные, сознание затемненное… Хотя, по правде сказать, Дмитрий Иванович, народец этот и характеризуется затемненным сознанием. Инстинкты у них, друг мой, одни инстинкты, сдерживаемые только уздой обычая и закона кровной мести… Вижу по лицу, голубчик, что не согласны со мной! Рагсе que c’est un homme pourtant! Ho скажите мне, что сделали эти люди в смысле общечеловеческой культуры? Кем может похвастаться это племя, кроме лихих бандитов?

— Иван Карлович, — наконец, подал голос Басаргин, — а если маленькому народу горцев просто необходимо выжить, сохранить себя среди других? Их миссия так же проста, как конструкция кинжала. Идея их — свобода. Любое культурное усложнение в их ситуации — смерть.