Унесенные бездной. Гибель «Курска».

Один из офицеров торпедно-технической базы, у причала которой стояла Б-37, старший лейтенант Валентин Заварин попал в зону взрыва, но остался жив. Я много раз встречался с ним и в Полярном, и в Питере, и в Москве… Покойный ныне Валентин Николаевич оставил свои записи о том дне…

«Взрыв я воспринял как безмолвную вспышку в тот момент, когда перебегал через рельсы узкоколейки, по которой из торпедного склада вывозили на тележках торпеды… Очнулся в сугробе, без шапки и без единой пуговицы на шинели. Было темно. На снегу валялись провода. В нос бил запах сгоревшего тротила, едкий дым застилал глаза.

На причале творилось невообразимое: к торпедному складу, вернее, к тому месту, где стояла снесенная взрывом караулка, сносили тела людей. Нос Б-37 ушел в воду, корма задралась кверху. К изувеченной субмарине бежали по причалу водолазы в гидрокомбинезонах. Кто-то из них уже спустился в отдраенный кормовой люк и вытащил оттуда полуживого моряка. Потом водолаз снова полез в тонущий корабль, долго не появлялся, наконец, из люка высунулась голова в шлеме, но выбраться на палубу парень не смог – зацепился за что-то и на наших глазах ушел с кормой под воду… Берег оцепенел…

На сопке, что возвышалась над Циркульным домом, над подплавом, стояли женщины с детьми. Поднятые грохотом и звоном вылетевших стекол, они бросились туда, где в этот час должны были быть их мужья. Мимо них с воем сирен сновали санитарные машины. Чья душа не вопрошала тогда с горестной тоской – что, если и мой там?!»

Борт о борт с Б-37 стояла подводная лодка С-350. Одновременный взрыв двенадцати торпед разворотил и её.

Город, ещё не пришедший в себя после бесследного исчезновения в море подводной лодки С-80 со всем экипажем, накрыл стальной град обломков и осколков новой катастрофы. Огромные лодочные баллоны со сжатым воздухом разлетелись над гаванью и сопками как ракеты.

Валентин Заварин: «Один из них, проломив крышу и потолок, завис в кухне моей соседки. Чудовищный свист рвущегося наружу воздуха ударил в барабанные перепонки. Обезумев от ужаса, она выскочила с годовалым ребенком на улицу в ожидании конца света… Эхо взрыва докатилось до Североморска и даже до острова Кильдин…»

Анатолий Степанович Бегеба:

– В госпиталь ко мне приехал сам Главнокомандующий ВМФ СССР Адмирал Флота Советского Союза Сергей Горшков, расспрашивал, что и как. Спросил мое мнение о причине взрыва. А потом было заседание ЦК КПСС, на котором министр обороны Малиновский доложил о ЧП в Полярном Хрущеву. Не знаю реакцию генсека, но Малиновский распорядился отдать меня под суд. Видимо, принял такое решение на основании акта государственной комиссии по расследованию. Но акт составили за пять дней до того, как лодку подняли и детально осмотрели… Поспешили маленько. У нас ведь как: на все случаи военной жизни есть универсальная формула – «вследствие низкой организации службы»…

1962 год… Самый расцвет «волюнтаризма» и «субъективизма». Приказ министра обороны – «отдать под суд» был равносилен приговору. Детали – на сколько лет и в какие места – должен был определить военный трибунал. В июне в Полярном начался суд над командиром подводной лодки Б-37. От адвоката Бегеба отказался. Защищал себя сам.

– Почему, Анатолий Степанович?

– Прислали женщину-адвоката… Но что она понимала в нашем деле, в нашей службе, в нашей технике? Обвинитель задает вопрос: «Почему воздушные баллоны ваших торпед просрочены с проверкой на два года?» Отвечаю: «Торпеды принимали на лодку в то время, когда я был в отпуске. Я видел только дубликаты их формуляров. В них сроки проверки не записываются. А заносятся они в подлинники, которые хранятся в арсенале».

Следующий вопрос: «Почему не была объявлена аварийная тревога, все ваши люди бросились в панике в корму?» Отвечаю: «Расположение трупов в отсеках показывает, что каждый из погибших находился там, где обязывала его быть аварийная тревога. Вот акт осмотра корабля водолазами». – «Почему вы, командир, бежали в противоположную от пожара сторону – в корму?» В вопросе ясно слышалось: «Почему вы струсили?» Отвечаю: «Люк в носовой отсек без посторонней помощи изнутри открыть невозможно. А кормовой – аварийный – я открыл бы сам. Попасть в лодку можно было только через него…» Проверили мое заявление на одной из лодок – все точно: следственный эксперимент показал, что носовой – торпедопогрузочный – люк снаружи открыть невозможно.