Унесенные бездной

Пожар мог вспыхнуть и при снаряжении "эрдээушек", и позже, когда обильно замасленная вода, наполнившая трюм девятого отсека после взрыва и удара лодки о грунт, стала подниматься и добралась через какое-то время до пластин в РДУ, которые и сработали как химический взрыватель замедленного действия. Так срок жизни подводникам в корме, скорее всего, был отмерен не столько наличием кислорода в воздушной подушке, сколько скоростью поступления воды, точнее, тем моментом, когда масло на её поверхности пришло в соприкосновение с кислородовыделяющими пластинами. Как скоро сработали эти клепсидры смерти, как быстро поступала в отсек вода и сколько её уже там было к тому моменту, когда в девятом собрались все, кто уцелел? Теперь уже никто точно не ответит на эти вопросы. Можно только предположить, что сразу же после взрыва в отсек хлынула вода из разорванных вентиляционных магистралей, которые проходят через все отсеки. Насколько быстро удалось перекрыть клинкеты внутрисудовой вентиляции и насколько легко и успешно они сработали после страшного удара, если задраивали их к тому же полуоглушенные матросы, - вопрос. Во всяком случае вода уже подтопила отсек. Но самый главный и самый неукротимый источник забортной воды - это два дейдвудных сальника в кормовой части девятого отсека. Через них уходят за борт гребные валы. Отверстия, проделанные в прочном корпусе под валы, - огромны, каждое размером с добрый бочонок. Их герметичность обеспечивается сальниками, которые вполне могли быть выбиты инерционным сдвигом (при ударе о грунт) самих многотонных валов, увенчанных семитонными гребными винтами. Пойди вода оттуда, остановить её практически невозможно, место труднодоступное да и сил ни у кого почти не оставалось... Море само милосердно ускорило развязку.

Если к началу пожара хоть кто-то ещё и дышал, то огонь избавил всех от дальнейших мук.

Горящая "регенерация" превратила девятый отсек в подобие крематория, пока и его не погасила вода.

Водолаз Сергей Шмыгин, вошедший в девятый отсек, был поражен, помните:

- Там было, как в аду: все обуглено, оплавлено, все в копоти, искали на ощупь. А в смежном - восьмом - все чисто, приборы на местах. Следы пребывания людей видны, а людей нет. Даже жутко стало - как в фильме "Сталкер".

Все объяснимо - люди перешли в отсек-убежище, в девятый, и снарядили РДУ, вскрыв жестянки с "регенерацией"...

Неужели наши химики не могут до сих пор придумать более безопасные способы добывания кислорода?

"Почему так поздно обратились к норвежцам за помощью?!" - этот вопрос задают почти все. Но если бы каждый из гневных вопрошателей поставил себя на место спасателей, возможно, обвинительный тон был бы на градус ниже. Примеряю ситуацию на себя: случилась беда - известно только то, что лодка лежит на грунте и не подает признаков жизни. Задача: открыть кормовой рубочный люк. Действую, как учили, - спускаю спасательный подводный аппарат (батискаф "Бестер" или "Приз") - слава богу, они под рукой и экипажи в строю, дело за малым - сесть на комингс-площадку (которая вовсе не площадка, а широкое плоское кольцо из шлифованной стали), герметизировать место стыка, а потом открыть верхний рубочный люк. Мои люди и моя техника могут все это сделать. С какой стати мне заранее расписываться в собственной немощи, звать весь мир на помощь, если я знаю, что я могу это сделать сам? И мои люди это делают даже с помощью своей не самой новой техники - они стыкуют свои батискафы с кормовым люком и раз, и другой, и третий... Но тут выясняется невероятное: в толстенной стали комингс-площадки - трещина. Присос невозможен, открыть люк из переходной камеры аппарата невозможно, а значит, невозможен и переход подводников, если они живы, из кормового отсека в спасательный аппарат. Я понимаю - это конец. Это приговор тем, кто, может быть, ещё жив. Время вышло... Теперь открывание люка - это не спасательная задача, а техническая. Теперь его можно открывать с помощью водолазов-глубоководников - норвежских ли, китайских, российских.