– Во времена варварских королей – это пятый – седьмой века нашей эры, – с готовностью заговорил Вадим, – было заведено, что король возил с собой казну, которую он ни в коем случае не имел права тратить. Что он с ней делал? Показывал другим королям, демонстрируя, что он награбил больше всех, значит, он – представитель класса-хищника, самый сильный, ловкий, имеющий право. Цивилизованные люди не показывают друг другу пачки долларов, они показывают другое – престижное культурное потребление. Заведомо бесполезное и дорогое провождение времени. Все эти рестораны, арт-хаус, в котором никто ничего не понимает, но восхищается, бешено дорогой макияж в стиле какой-нибудь кинодивы, который кроме как на фото в социальной сети и показать негде, известные персоны на твоем дне рождения. Вот, это та самая казна. Вечное соревнование с проклятой Вандербильдихой. Только вместо «жуть» теперь говорят «жесть». Впрочем, вы уже упоминали про дискурс гламура.
Вика расхохоталась, хотя казалось бы – почему? Сходство убитой Светланы с Эллочкой-Людоедкой из «Двенадцати стульев», которая старалась превзойти дочку американского миллиардера Вандербильда, было очевидным, и от сравнения такого рода отдавало китчем. Вика с улыбкой прихлебнула кофе:
– Говоря на языке социолога, вашего брата затянуло общество потребления?
– Дайте вашу руку, Виктория, – неожиданно попросил подозрительный человек и, не дожидаясь ее ответа, поднялся из-за стола и вложил в ее руку подставку для салфеток. – Вот так, заберите это, прижмите к груди, – скомандовал Вадим. – Посмотрите: к себе рука сгибается легко. А теперь согните руку от себя. Нет? Невозможно? То-то, только к себе! Это нормальная физиология, нормальное устройство человека. Не над чем смеяться! Попадая в ловушку общества потребления человек чувствует себя комфортно, потому что это соответствует его физиологии. История стара как мир, одним словом. Но винить в чем-то Светлану было бы глупо и даже преступно. Она подражает жизни праздного класса, она дитя природы, точный слепок сотворившей ее реальности.
– Она что, была не в курсе, что это уже не модно? – серьезно спросила Вика.
– Что вы имеете в виду? – удивился вампир.
– У настоящей золотой молодежи сейчас модно как раз обратное. Кажется, социологи называют это «обществом переживания», – с непробиваемым выражением лица юродствовала Вика. – Сейчас золотая молодежь живет под лозунгом «проживи свою жизнь» здесь и сейчас! То есть это жизнь для самообразования, путешествий и культурного самосовершенствования. Сейчас уже кататься на чужой яхте не модно, модно иметь свою – чтобы на ней плыть за своей мечтой.
– Вы издеваетесь? – не столько возмутился, сколько изумился вампир.
– По-моему, это вы издеваетесь, – хмыкнула Вика, и они уставились друг на друга с выражением раздражения и удивления.
– Ладно-ладно, – усмехнулся, наконец Вадим, поднимая руки, мол, сдаюсь. – Я был против Светы, конечно, но кто меня слушал? И кто мог бы осудить меня? Я просто желал брату счастья.
– Ну, хорошо, а ваш брат? Он был счастлив? – продолжила через некоторое время Виктория, возвращая на стол салфетницу.
Вадим пожал плечами:
– Он был опьянен красотой своей жены, соблазнами жизни. Я никак не мог этого ожидать, но он поддерживал Свету во всем. Это было так… странно. Я не привык видеть Валеру таким. Его как будто подменили. Вынужден признать, что он был счастлив.
– Вы мало общались, верно?
– В последнее время практически не общались.
Почему братья не общались, лично мне было вполне очевидно. Я вдруг вспомнил мягкие нежные руки, твои руки, прекрасная Маргарита, сотворившие на моей голове лакированное ведро. Впрочем, это могло быть все, что тебе угодно, даже ирокез, если это цена следующей встречи. Наверное, вампир-социолог тоже с удовольствием препарировал бы тебя под лупой новейших общественных концепций. И тоже отнес к каким-нибудь первобытным самкам-потребительницам. Вряд ли его младший брат покорно сносил эту беспощадность научного подхода, даже несмотря на то, что формально наш собеседник был, наверное, прав. Светлана могла бы составить прекрасную партию какому-нибудь любителю веселой статусной жизни из числа молодых, позитивных управленцев, чиновников среднего звена, продавцов холодильного оборудования, в то время как в семье потомственных ученых, советской, а теперь российской интеллигенции она смотрелась как Кристина Орбокайте в итальянской опере.
– Так кто такой Денис Камельков? Вы в курсе? – вернулась Вика к тому, с чего начала.
– Вообще-то это бывший друг Светланы, – снова насторожился человек в очках. – То есть друг в том смысле, что они жили вместе, прежде чем Светлана с Валерой поженились.
– Я так и думала.
Мужчина приблизился к нам корпусом, хотя все это время сидел, откинув на спинку свои внушительные плечи, заботливо наращивавшиеся в каком-нибудь фитнес-клубе.
– Но дело-то давнее, – проговорил он, резанув глазами из-под темных стекол. – Денис Камельков, кажется, даже из города давно уехал.
– Никаких контактов?
– Я не в курсе, – развел руками Вадим.