— Вы совсем охренели? – набросился на нас Ламил, когда толпа, убедившись, что продолжения не будет, начала расходиться. – Какого эльфа вы тут кулаками размахались?
— Так ведь, господин десятник, – забормотал Стон, – спит человек, а они ему такую пакость…
— Ладно, выродки. – успокоился Ламил. – Считайте, что вам крупно повезло с командиром. Только теперь неприятности будут у него…
— Так нам не только с командиром повезло, – хитро улыбнулся Молин, – но и десятник у нас – что надо!
— Заткнись, ублюдок! – проворчал Ламил, окончательно успокаиваясь. – А тот чего спит? Тут шумят, будто тысяча эльфийских тварей, а он дрыхнет… Из какой он вообще роты?
Десятник подошел к наемнику, который стал причиной беспорядков и умудрился сам же их благополучно проспать и склонился над ним.
— Эй ты!.. – как только Ламил дотронулся до его плеча, наемник повалился на бок и сломанной куклой растянулся на земле. – Что за?..
— Мертв… – выдохнул Молин.
Все стояли, не в силах вымолвить ни слова. Только десятник, как обычно, сотрясал воздух многоэтажными ругательствами, в которых клял все на свете. Вокруг снова начала собираться, так и не успевшая рассосаться полностью, толпа.
— Бабочка… – вдруг меня осенила догадка. – Бабочка!
Окружающие непонимающе смотрели на меня. Только в глазах Баина загорелся огонек понимания.
— Какая бабочка? – уставился на меня Ламил.
— На него бабочка села, когда он задремал. – пояснил я. Перед мысленным взором снова затрепетали белоснежные крылья с красной каймой и красными пятнами, которые теперь казались кровавыми. – Укусила она его…
— Бабочка? Укусила? – нахмурился Ламил.
— Точно! – поддержал меня Навин. – Большая такая. Крылья белые, с красными пятнами. Я еще сказал…
— Она у него по шлему ползала. – не дал договорить Молин Навину. – А потом переползла на шею и он ее прихлопнул. Вон пятно, видите! А после того этот парень не шевелился.
Все еще недоверчиво хмурясь, Ламил снова склонился над лежащим на земле наемником и чуть пошевелил его. Голова трупа запрокинулась и красное пятно стало лучше видно. Кожа вокруг размазанных остатков бабочки вздулась и посинела.
— Бабочка… – будто в тумане, повторил я.
«Бабочка!» – эхом разносилось сзади это слово, повторяемое шепотом собравшимися на поляне. – «Его бабочка укусила!»
Этот привал, как оказалось, стал последним еще для восьми человек. Одного из баронских, сидевшего неподалеку от нас, укусила змея. Она просто свалилась на него с дерева и тут же впилась в лицо бедолаги! Я видел потом ее длинное тело, изрубленное на куски перепуганными воинами. Еще двое погибли от укусов пауков. Тех самых пауков, которые в огромных количествах сновали вокруг. А причина смерти остальных пятерых так и осталась неизвестной – только когда пришло время отправляться дальше, заметили, что они мертвы. Возможно, причиной их смерти тоже стали бабочки? Дарен, сколько же в этих проклятых джунглях опасных тварей! Лишь только стало известно о потерях, меня охватил страх. И больше всего меня, да и не только меня, пугало то, что возможная смерть была повсюду – джунгли просто кипели жизнью. И никто не знал, какая из множества окружающих нас тварей окажется смертельной. Вот, например, тот мелкий паучок, который висит в центре своей ловчей сети, раскинутой в развилке дерева, ядовит или нет? А вон та здоровенная муха, с жужжанием вьющаяся над нашими головами? Мы еще не встретили действительно крупных животных, местных хищников, а уже понесли урон от мелочи. А что будет ночью? Как можно сомкнуть глаза, когда не знаешь, какая гадость подползет к тебе и вопьется в плоть ядовитыми клыками? Дарен, как же я скучаю по Агилу! Пусть по сырой камере темницы или по жаркой комнате пыток…
Мы снова шли по джунглям. Снова я рубил преграждавшую путь растительность, идя в авангарде. Снова, когда приходила очередь других прокладывать путь, отдыхал, разминая натруженные руки, в арьергарде. Джунгли кажутся бесконечными. Вокруг только густые заросли и вытоптанная нами полоса позади. Вокруг тучи мошкары и целая армия прочей живности. Вокруг странные звуки, шелест, скрипы и потрескивание. Иногда справа видна река, неспешно несущая темные воды к морю, а иногда – лишь сплетение растений. Ближе к вечеру все настолько вымотались, что стихли даже еле слышные шепотки вокруг. Никто уже не делился впечатлениями, не указывал товарищам на замеченное диковинное растение или животное, никто не клял насекомых и сами джунгли. Вокруг, кроме звуков джунглей, слышно только тяжелое, хриплое дыхание идущих и топот множества ног.