Унесенные ветрами надежд

Клер прислонилась спиной к креплению палубной пушки. Эта штука была жесткой и большой, и она подумала о том, что лучше, наверное, вернуться в каюту. Может быть, они вообще не придут? Однако затем она услышала легкие шаги и облегченно вздохнула. Элизабет покинула свою каюту и поднялась на ют. Ее юбки шелестели на ветру, когда она заняла свое привычное место. Она часто целыми часами стояла здесь, наверху, устремив свой взор на море, словно там было видно что-то, чего никто, кроме нее, не знал. В этот раз молодая женщина недолго будет стоять тут одна. Клер узнала об этом от Вивьен, а та – от Джона Иверса, получившего приказ стоять на страже и никого не пускать на ют, – естественно, кроме человека, от которого исходил этот приказ.

Вскоре Клер услышала его твердые шаги. Спрятавшись в тени за бортовой пушкой, она навострила уши.

Элизабет повернулась и, увидев Дункана Хайнеса, смешалась от неожиданности. Больше всего ей хотелось убежать подальше, однако на корабле для этого возможности были весьма ограничены. Уйти с дороги у него она не могла, разве что ей пришлось бы для этого прыгнуть за борт. На миг она даже почувствовала какой-то внутренний импульс – поступить именно так. Она попыталась протиснуться мимо него, однако он перегородил ей дорогу.

– Лиззи, – тихо произнес он.

– Пропусти меня.

Однако Дункан не собирался отходить в сторону. Его массивная фигура стояла у нее на пути, и она поняла, что шансов убежать нет. В свете вечернего солнца его лицо, казалось, было погружено в жидкий огонь, а глаза загадочно горели глубоким синим цветом, как блуждающие огни. Рубашка была широко распахнута, точно так же, как в тот день, когда… Элизабет прикусила губу. Сейчас она не должна думать об этом.

И без того за последние недели ей было достаточно трудно напускать на себя равнодушный вид в его присутствии. На корабле «Элиза» было так тесно, что ей едва удавалось не попадаться ему на глаза. Бо́льшую часть времени она боролась со своим внутренним смятением, стараясь просто смотреть куда-нибудь в сторону или беседовать с кем-нибудь. Таким образом Элизабет даже разговорилась с голландскими купцами, как и с француженками, жизненные истории которых она за это время узнала до мельчайших подробностей. Они вместе играли в пике и болтали о моде. От голландцев она узнала очень много о транспортировке товаров, от Уильяма Норингэма – обо всем, что только можно было знать относительно возделывания сахарного тростника, а также о том, чем занимались его мачеха и сестра. С Уильямом ей нравилось разговаривать больше всего, однако, поскольку эти разговоры постоянно проходили в пределах слышимости и под недовольными взглядами ее свекра, радость от этого общения была ограниченной. Достаточно часто ей очень хотелось вскочить и выйти из каюты на палубу к поручням, однако на палубу она выходила только тогда, когда могла быть уверена, что там нет Дункана. Например, в вечерние часы после ужина, когда он изучал морские карты, разложенные на большом столе, или болтал с другими пассажирами. Конечно, она могла бы в любое время удрать в трюм, однако тесное смрадное пространство выдерживать было очень трудно. Достаточно и того, что ей каждую ночь приходилось спускаться в трюм, чтобы переночевать там.

– Мы скоро будем на месте, – сказал Дункан, отвлекая ее от мятущихся мыслей.

Она удивленно воззрилась на него.

– Ты имеешь в виду – на Барбадосе? – спросила она.

Он кивнул.

– Это уже недалеко.

– О, как замечательно! – воскликнула Элизабет, испытывая огромное облегчение.

Однако одновременно с этим она все же почувствовала неясное ощущение какой-то пустоты, словно от предстоящего прощания. Она сама себя укоряла за это, потому что их плавание со всеми передрягами было действительно не тем занятием, которое кому-то могло понравиться. И все же… Широкое море, покрытое пенными волнами, бесконечность горизонта, огромный красный огненный шар, в который солнце превращалось каждый вечер… И сюда же относились, хотя и непростительным образом, ее тайные мысли об этом бессовестном пирате. Каждый раз, стоило ей лишь увидеть его, ее охватывал жар. Когда же она тайком, против своей воли, наблюдала за тем, как он, обнаженный по пояс, поднимался на такелаж или, выпрямившись и заложив руки за спину, стоял у шканцев и смотрел оттуда вдаль, словно повелитель, окидывающий взором свою империю, мысли начинали лихорадочно метаться в ее голове. Это было своеобразное волшебство: ей казалось, что, глядя в морскую даль, Дункан пытается увидеть свою возлюбленную, которой он безгранично предан. Смотрел ли он так когда-нибудь на самом деле на какую-либо женщину?

– Я не могу отпустить тебя, не поговорив с тобой еще раз, – сказал он.

– Не существует ничего, о чем бы мы могли разговаривать с тобой. – Она угрожающе посмотрела на него. – Если ты прикоснешься ко мне, я закричу!

– Не бойся. – Его голос звучал сердито. – За прошлые недели и дни невозможно было не заметить, что тебе вполне хватило того, что ты использовала меня только один-единственный раз.