Но туманные очертания начинали вырисовываться яснее. Скарлетт сильнее потянула лошадь вперед. Да, белые стены отчетливо проглянули из темноты. Не обугленные, не опаленные огнем. Тара уцелела! Ее родной очаг! Скарлетт отпустила уздечку и ринулась к дому, раскинув руки, словно стремясь заключить его в объятия. И тут она увидела какую-то тень: выступив из мрака, тень остановилась на ступеньках крыльца. Значит, дом не безлюден. В нем, кто-то есть!
Крик радости, готовый сорваться с ее губ, внезапно замер. Дом был странно темен, странно тих, а фигура на ступеньках неподвижна и безмолвна. Что-то было не так. Не так, как прежде. Дом стоял целый, нетронутый, но от него веяло такой же жуткой мертвой тишиной, как от всего лежавшего в руинах края. Но вот темная фигура на ступеньках пошевелилась. И неспешно, тяжело стала спускаться вниз.
– Папа? – хрипло прошептала Скарлетт, все еще не веря своим глазам. – Это я – Кэти-Скарлетт. Я вернулась домой.
Джералд молча, медленно, словно лунатик, направился на ее голос, волоча негнущуюся ногу. Он подошел совсем близко и стал, оцепенело глядя на нее – так, словно ему мнилось, что он видит ее во сне. Он протянул руку и положил ей на плечо. Скарлетт почувствовала, как дрожит его рука: казалось, он медленно пробуждался от какого-то тягостного сна и постепенно начинал осознавать происходящее.
– Дочка, – проговорил он как бы через силу. – Дочка.
И умолк.
«Боже, да он же совсем старик!» – пронеслось у Скарлетт в голове.
Плечи Джералда, никли сутуло. В лице, которое Скарлетт лишь смутно различала в полумраке, – ни следа былой, бьющей через край жизненной силы; в глазах, смотревших сейчас на нее в упор, – почти такое же отупело-испуганное выражение, как у маленького Уэйда. Перед ней стоял дряхлый старичок, развалина.
Страх перед чем-то невидимым сжал ее сердце, наползая на нее оттуда, из мрака, и она стояла и смотрела на отца онемев, с тысячей невысказанных вопросов на устах.
Из повозки – в который уже раз – донесся слабый жалобный плач, и Джералд с усилием стряхнул с себя оцепенение.
– Это Мелани со своим младенцем, – торопливо зашептала Скарлетт. – Она совсем больна. Я привезла ее к нам.
Джералд снял руку с ее плеча и выпрямился. Когда он медленно зашагал к повозке, в нем словно бы возродилось что-то от прежнего хлебосольного хозяина поместья, встречающего гостей, и он произнес слова, всплывшие из темных закоулков памяти:
– Кузина Мелани!
Голос Мелани что-то неясно прошелестел в ответ.
– Добро пожаловать, кузина Мелани. Двенадцать Дубов сожгли. Мы рады принять вас под наш кров. Мысль о том, сколько пришлось выстрадать Мелани, заставила Скарлетт очнуться и начать действовать. Жизнь брала свое – надо было уложить Мелани и младенца в хорошую постель и сделать массу всяких мелких необходимых вещей.
– Она не может идти. Ее надо отнести в дом.
Послышался шум шагов, и темная фигура появилась в дверном проеме на пороге холла. Порк сбежал по ступеням крыльца.
– Мисс Скарлетт! Мисс Скарлетт! – восклицал он. Скарлетт схватила его за плечи. Порк – неотъемлемая частица Тары, свой, как стены этого дома, как его прохладные коридоры! Он неуклюже поглаживал ее руки – она чувствовала на них его слезы – и приговаривал плача:
– Воротилась! Вот радость-то! Вот радость-то! Присси тоже расплакалась, невнятно бормоча:
– Порк! Порк! Хороший!
А Уэйд, воодушевленный тем, что взрослые вдруг расчувствовались, сразу принялся канючить:
– Пить хочу!
Но Скарлетт быстро поставила все на свое место:
– Там, в повозке, мисс Мелани с младенцем, Порк. Ее надо очень осторожно отнести наверх и устроить в комнате для гостей. Присси, возьми младенца, отнеси в дом и отведи туда Уэйда, дай ему попить. А Мамушка дома, Порк? Скажи ей, что она мне нужна.
Решительный голос Скарлетт, казалось, сразу вдохнул в Порка силы. Он тотчас направился к повозке и пошарил у задней стенки. Мелани застонала, когда он приподнял ее и потащил с перины, на которой она недвижно пролежала столько часов кряду. И вот он уже держал ее на своих сильных руках, и она, как ребенок, опустила голову ему на плечо. Присси следом за ним поднялась по широким ступеням крыльца, неся на одной руке младенца, другой таща за собой Уэйда, и они скрылись в глубине темного холла.
Натруженные пальцы Скарлетт судорожно стиснули руку отца.
– Они поправились, па?
– Девочки поправляются.
Голос его оборвался, и в наступившем молчании мысль, слишком страшная, чтобы дать ей облечься в слова, начала заползать в сознание Скарлетт. Она не могла, не могла заставить себя задать этот вопрос. Она сглотнула слюну, попыталась сглотнуть еще раз, но во рту и в горле внезапно так пересохло, что она едва могла дышать. Значит, вот почему в доме такая мертвая тишина? И, словно угадав ее невысказанный вопрос, Джералд заговорил.
– Твоя мать… – вымолвил он и умолк.
– Мама?..
– Она вчера скончалась.