– Нет, – сказала Скарлетт. – Да он почти весь погиб, вытоптан. На самом дальнем поле у ручья осталось еще немного – тюка на три, может, наберется, не больше, а что толку? Все наши негры с плантации разбежались, собирать некому.
– Нет, вы только ее послушайте: «Все негры с плантации разбежались, собирать некому!» – передразнила Скарлетт старая дама, бросая на нее уничтожающий взгляд. – А на что же у вас эти хорошенькие ручки, барышня, и ручки ваших двух сестричек?
– У меня? Чтобы я собирала хлопок? – обомлев от возмущения, вскричала Скарлетт, словно бабушка предложила ей совершить какую-то дикую непристойность. – Чтобы я работала, как негритянка, на плантации? Как эта белая голытьба? Как девчонки Слэттери?
– Белая голытьба, слыхали! Да, уж воистину вы – утонченное, изнеженное поколение! Позвольте мне доложить вам, голубушка, что, когда я была девчонкой, мой отец потерял все до последнего гроша, и пока он не скопил немного денег, чтобы принанять негров, я не считала для себя зазорным честно выполнять любую грубую работу, хотя бы и на плантации. Я и мотыгой землю рыхлила, и хлопок собирала, а ежели понадобится, то и сейчас могу. И похоже, что придется. Белая голытьба, скажет тоже!
– Но маменька! – вскричала ее сноха, бросая молящие взоры на Скарлетт и Салли в надежде, что они помогут ей умиротворить разгневанную старую даму. – Это же было давно, в другие совсем времена, жизнь ведь так меняется.
– Ничего не меняется, когда приходит нужда честно потрудиться, – заявила проницательная и несгибаемая старая дама, не поддавшись на увещевания. – Послушала бы твоя маменька, Скарлетт, как ты стоишь тут и заявляешь, что честный труд – это не для порядочных людей, а для белой голытьбы! «Когда Адам пахал, а Ева пряла…» note 8
Стремясь перевести разговор на другое, Скарлетт торопливо спросила:– А что слышно о Тарлтонах и Калвертах? Их усадьбы тоже сожгли? А сами они схоронились в Мейконе?
– Янки не дошли до Тарлтонов. Их усадьба тоже ведь, как наша, в стороне от главной дороги. А вот до Калвертов они добрались, и угнали весь их скот, и порезали птицу, а негров забрали с собой… – принялась рассказывать Салли.
Но бабушка не дала ей закончить.
– Ха! Они наобещали негритянкам шелковых платьев да золотых побрякушек – вот чем они их заманивали. И Кэтлин Калверт рассказывала, что, когда янки уходили, она видела у некоторых из них за седлом этих черномазых идиоток. Ну что ж, вместо платьев и сережек солдаты наградят их цветными младенцами, и я не думаю, чтобы кровь янки особенно улучшила их породу.
– Ой, бабушка Фонтейн!
– Не делай, пожалуйста, постного лица, Джейн. Мне кажется, мы все здесь были замужем, или я ошибаюсь? И видит бог, нам не привыкать стать любоваться на крошечных мулатиков. – А почему янки не сожгли усадьбу Калвертов?
– Их дом уцелел благодаря северному акценту второй миссис Калверт и ее управляющего Хилтона, – сказала старая дама, никогда не называвшая бывшую гувернантку Калвертов иначе, как «вторая миссис Калверт», хотя первая жена мистера Калверта скончалась двадцать лет тому назад.
– «Мы стойкие сторонники Федерации», – иронически прогнусавила бабушка, подражая выговору северян, – Кэтлин говорит, они оба клялись и божились, что весь калвертовский выводок – чистокровные янки. Это в то время, как мистер Калверт сложил голову где-то в джунглях! А Рейфорд под Геттисбергом, а Кэйд сражается в Виргинии! Кэтлин говорит, лучше бы они сожгли дом, чем сносить такое унижение. Кэйд, говорит она, сойдет с ума, если узнает об этом, когда вернется домой. Вот что значит – взять в жены янки. У них же ни гордости, ни чувства приличия – на первом месте забота о собственной шкуре… А как это они пощадили вашу усадьбу, Скарлетт?
Скарлетт секунду помедлила с ответом. Она знала, что следующим вопросом будет: «А как все ваши? Как здоровье дорогой Эллин?» – и понимала: у нее не хватит духу сказать им, что Эллин нет в живых. Ведь если она произнесет эти слова, если допустить, чтобы они разбередили ей душу в присутствии этих участливых, сердобольных женщин, ей уже не сдержать слез: они будут литься и литься, пока ей не станет плохо. Но этого нельзя допустить. Ни разу после возвращения домой не позволила она себе выплакаться как следует, а если хоть раз дать волю слезам, от ее так старательно взращенного в себе мужества не останется и следа. Но, глядя в смятении на дружеские лица Фонтейнов, Скарлетт понимала, что эти люди не простят ей, если она утаит от них смерть Эллин. Особенно – бабушка, редко кого дарившая своей благосклонностью и пренебрежительным взмахом сухонькой ручки умевшая показать, что знает цену почти каждому из жителей графства, и вместе с тем искренне привязанная к Эллин.
– Ну, что же ты молчишь? – произнесла бабушка, уставя на нее пронзительный взгляд. – Ты что – не знаешь, как это получилось?