– Но мне казалось, что Атланту выжгли в ту ночь, когда мы оттуда бежали! – недоуменно воскликнула Скарлетт. – Мне казалось, наши жгли ее, отступая.
– О нет, мисс Скарлетт, – запротестовал весьма фраппированный ее словами Фрэнк. – Мы никогда не жжем наших городов, если там остались жители. Вы видели пожары, но это горели военные и провиантские склады и литейные заводы – их жгли, чтобы они не достались неприятелю. Только это, и ничего больше. Когда Шерман занял город, все жилые дома и магазины стояли абсолютно не тронутые огнем. И он разместил в них своих солдат.
– А как же жители? Он… он их поубивал?
– Кое-кого убил, но не пулями, – мрачно ответствовал одноглазый воин. – Как только Шерман занял Атланту, он тотчас заявил мэру, что все население должно покинуть город – чтобы ни единой живой души не осталось. А в городе было много стариков, которые не выдержали бы переезда, и больных, которых нельзя было трогать с места, и женщин, которые.., ну, словом, которых тоже нельзя было трогать. И он выгнал их всех из жилищ в ужасающий ливень, в бурю, выгнал сотни и сотни людей и оставил в лесах под Раф-энд-Реди, а генералу Худу передал, что тот может прийти и забрать их. И очень многие не вынесли столь жестокого обхождения, многие погибли от пневмонии.
– Но почему же он так поступил? Они ведь не могли причинить ему никакого зла, – вскричала Мелани.
– Он заявил, что ему нужно очистить город, чтобы дать отдых своим солдатам и лошадям, – отвечал Фрэнк. – И он дал им отдых до середины ноября, после чего оставил город. А уходя, поджег его, спалил все дотла.
– Как, неужели все? – в ужасе воскликнули дамы. Это было непредставимо – неужели этого многолюдного, кипучего города, который они так хорошо знали, не стало? Не стало красивых домов в густой тени деревьев, не стало больших магазинов и нарядных отелей? Мелани с трудом удерживалась от слез – ведь в этом городе она родилась, там был ее дом. У Скарлетт тоже защемило сердце, потому что она успела полюбить Атланту – этот город стал для нее второй родиной после Тары.
– Ну, почти что все, – поспешил смягчить свой удар Фрэнк, обескураженный расстроенными лицами дам, и тут же постарался придать себе веселый вид – он же никак не хотел их огорчить. Это мгновенно повергло в расстройство его самого, и он испытывал чувство ужасной беспомощности. Нет, он не мог заставить себя сказать страшную правду. Пускай узнают ее от кого-нибудь другого.
Не мог он поведать им о том, что увидела армия конфедератов после своего возвращения в Атланту: ряды печных труб, акр за акром торчавших над пепелищами; улицы, заваленные грудами обгорелых обломков и кирпича; старые деревья, умиравшие от ожогов, роняя на землю обугленные ветви, которые уносило порывами студеного ветра. Ему вспомнилось, как от этого зрелища дурнота подступила у него к горлу, вспомнилось, какие ожесточенные проклятия срывались с губ конфедератов, когда руины города предстали их глазам. Приходилось уповать лишь на то, что женщины никогда не узнают об ограблении кладбища, так как это совсем бы их убило. Чарльз Гамильтон и родители Мелани были похоронены там. Фрэнка до сих пор мучили кошмары, в которых перед ним возникало это кладбище. В поисках драгоценностей янки взламывали склепы, раскапывали могилы. Они грабили трупы, срывали с гробов серебряные украшения и ручки, золотые и серебряные именные таблички. Жалкую и страшную картину являли собой скелеты и еще не истлевшие трупы, валявшиеся среди обломков своего последнего земного пристанища.
Не мог поведать им Фрэнк и об участи кошек и собак. Домашние животные играют слишком большую роль в жизни своих хозяек. А Фрэнк и сам очень любил и кошек и собак, и зрелище сотен погибавших с голоду животных, оставшихся без призора, когда их хозяев так внезапно и жестоко выгнали из города, потрясло Фрэнка почти столь же глубоко, как вид разграбленного кладбища. Изголодавшиеся, испуганные, замерзавшие от холода животные одичали, более сильные стали нападать на слабых, а слабые ждали, когда издохнут слабейшие, и затем пожирали их трупы. И над останками вымершего города грациозные стервятники испещряли зимнее небо зловеще черными пятнами.
Фрэнк порылся в памяти, ища, каким утешительным сообщением он мог бы сделать приятное женщинам.
– Кое-какие дома все же уцелели, – сказал он. – Из тех, что стояли особняком на больших земельных участках, вдали от других строений, и огонь до них не добрался. И церкви уцелели тоже, и здание масонской ложи. И несколько магазинов. Но деловая часть города и все кварталы, прилегающие к железнодорожным путям и к площади Пяти Углов, – все это, увы, сровняли с землей.
– Значит, – вскричала Скарлетт, – тот склад возле вокзала, который достался мне в наследство от Чарльза, тоже сгорел?
– Если это возле вокзала, то да, по-видимому, но… – Неожиданно лицо Фрэнка расцвело улыбкой. – Как же я запамятовал! Могу вас порадовать, дамы! Дом вашей тетушки Питтипэт цел. Немножко его повредило, но в общем он стоит как стоял.
– Почему же он уцелел?