Унесенные ветром. Том 1

– Эй, она приехала! – И доктор Мид со своей супругой и тринадцатилетним Филом появились из дома, чтобы ее приветствовать. Скарлетт припомнила, что они тоже были у нее на свадьбе. Миссис Мид взобралась на камень, возле которого приезжавшие останавливали лошадей, чтобы удобнее было сойти, и, вытянув шею, разглядывала ребенка, а доктор Мид прошлепал по грязи к самой коляске. Это был высокий, худой мужчина с остроконечной седоватой бородкой. Одежда болталась на его тощей фигуре, словно наброшенная на плечи только что пронесшимся ураганом. Он был кладезем мудрости в глазах всей Атланты и ее надежным оплотом, и потому нет ничего удивительного, если такого же мнения о себе отчасти придерживался и сам. Но, невзирая на его напыщенные манеры и привычку изрекать свое суждения тоном оракула, доктор был добрейшей душою в городе.

Поздоровавшись со Скарлетт, ткнув Уэйда пальцем в живот и похвалив его, доктор тут же заявил, что тетушка Питтипэт дала клятвенное обещание: Скарлетт будет скатывать бинты и работать в госпитале, в комитете у миссис Мид, я только у миссис Мид.

– О господи, что же мне делать! Я уже надавала обещаний нескольким десяткам дам! – воскликнула Скарлетт.

– В том числе, конечно, и миссис Мерриуэзер! – возмущенно вскричала миссис Мид. – Чтоб ей пусто было! Она, должно быть, днюет и ночует на вокзале!

– Я пообещала, потому что не имела представления, о чем она говорит, – призналась Скарлетт. – А что, кстати, это за комитеты?

Доктор и его супруга были, казалось, слегка шокированы проявленным Скарлетт невежеством.

– Ну, понятно, вы ведь были погребены у себя на плантации, откуда же вам знать, – поспешила найти для нее извинение миссис Мид. – У нас созданы комитеты сестер милосердия для обслуживания разных госпиталей по разным дням. Мы ухаживаем за ранеными, помогаем докторам, готовим перевязочный материал и одежду, а когда раневые поправляются настолько, что могут покинуть госпиталь, мы берем их к себе домой до полного выздоровления, после чего они возвращаются в армию. И мы заботимся о семьях раненых, поскольку некоторые из них терпят просто ужасную нужду. Наш комитет создан при том госпитале, где работает доктор Мид, и все в один голос утверждают, что доктор поистине творят чудеса…

– Хватит, хватит, миссис Мид, – ласково прервал ее супруг. – Нечего меня перед всеми расхваливать. Вы вот не пустили меня на фронт» а то, что я здесь делаю, это все пустяки.

– Не пустила? – возмущенно вскричала супруга, – Я не пустила? Это же город вас не отпустил, и вы это прекрасно знаете. Понимаете, Скарлетт; когда людям стало известно, что он намерен отбыть в Виргинию в качестве военного врача, все дамы в городе подписали петицию, умоляя его остаться здесь. Само собой понятно, что город не может обойтись без него.

– Ну будет, будет, миссис Мид, – повторил доктор, явно польщенный ее похвалами. – Что ж, пожалуй, хватит пока и одного сына на фронте.

– А на будущий год пойду на войну я! – воскликнул Фил, подпрыгивая на месте от волнения. – Барабанщиком!. Я уже учусь бить в барабан. Хотите послушать? Сейчас побегу, принесу барабан!

– Нет, не сейчас, – сказала миссис Мид и притянула к себе. Глубокое душевное волнение отразилось на ее лице. – Не на будущий год, дорогой. Еще через годик, может быть.

– Но война же тогда кончится! – обиженно закричал Фил, выскальзывая из материнских объятий, – А ты обещала!

Взгляды родителей встретились, и Скарлетт прочла все в их глазах. Дарси Мид сражался в Виргинии, и трепетная любовь родителей была устремлена на младшего, остававшегося с ними сына.

Дядюшка Питер откашлялся.

– Мисс Питти была страх в каком волнении, когда я уезжал. Надо ехать домой, она и так уж небось лежит в обмороке.

– До свидания! Я наведаюсь к вам после обеда! – крикнула миссис Мид. – И передайте от меня Питти: если она не отдаст вас в мой комитет, ей еще не раз прядется падать в обморок.

Коляска, раскачиваясь из стороны, в сторону в скользких глинистых колеях, потащилась дальше, а Скарлетт, улыбаясь, откинулась на подушки. Впервые за много месяцев у нее посветлело на душе. Атланта с ее шумной уличной толпой, с ее неистовостью, спешкой, подспудным напряжением возбуждала в ней приятное волнение – она была ей куда милее пустынной плантации в окрестностях Чарльстона, где ночное безмолвие нарушали лишь крика аллигаторов, милее и самого Чарльстона, дремлющего в тени своих садов за высокими оградами, милее Саванны с ее широкими, обсаженными пальмами улицами и мутной рекой. И – пока что; быть может, милее даже Тары, дорогой ее сердцу Тары.

Этот город с узкими грязными улочками, раскинувшиеся среди пологих краевых холмов, чем-то таинственно влек ее к себе; в нем крылась какая-то глубокая первозданная сила, находившая отклик в ее душе, где под тонкой оболочкой привитых усилиями Мамушки и Эллин понятий оставалось живо то, что было сродни этой силе. Здесь она внезапно почувствовала себя в своей стихии – здесь, а не среди спокойного величия старых городов, распластавшихся на равнине у желтых рек.