Унесенные ветром

Воркотня замерла, когда Мамушка скрылась с глаз в крытой галерее, соединявшей холл с кухней. У старой служанки был особый способ доводить до сведения господ свою точку зрения по тому или иному вопросу. Она знала, что достоинство не позволяет белым господам обращать хоть малейшее внимание на воркотню черных слуг, и чтобы не уронить своего достоинства, они должны делать вид, будто ничего не слышат, как бы громко она ни разворчалась, едва ступив на порог. Это спасало ее от возможности получить нагоняй и в то же время позволяло вполне недвусмысленно высказывать свое мнение.

Вошел Порк с тарелками, прибором и салфеткой. Следом за ним, застегивая на ходу белую полотняную куртку, спешил Джек, маленький десятилетний негритенок. Он держал в руке самодельное орудие для отпугивания мух в виде тонкой жерди длиной в два его роста, с привязанными к ней узкими полосками газетной бумаги. У Эллин имелось очень красивое опахало из павлиньих перьев, но им пользовались лишь в особо торжественных случаях и то лишь после небольшой домашней междоусобицы, ибо Порк, кухарка и Мамушка считали, что перья павлина приносят несчастье.

Эллин опустилась на стул, который поспешил пододвинуть ей Джералд, и четыре голоса атаковали ее разом:

— Мама, у меня на бальном платье отпоролись кружева, а я хотела надеть его завтра, когда мы поедем в Двенадцать Дубов. Может быть, ты починишь?

— Мама, новое платье Скарлетт гораздо красивее моего, и вообще я выгляжу ужасно в розовом. Почему бы ей не надеть мое розовое, а я надену ее зеленое. Ей розовый цвет к лицу.

— Мама, можно, я завтра тоже останусь на танцы? Мне ведь уже тринадцать…

— Ну, доложу я вам, миссис О'Хара… Тише вы, трещотки, пока я не надрал вам уши!.. Кэйд Калверт был сегодня утром в Атланте… Вы дадите мне слово сказать или нет?.. И говорит, что все там в страшном волнении и только и разговору что о войне, военных учениях и формировании войсковых частей. И вроде бы, если верить слухам, в Чарльстоне решили не давать больше спуску янки.

Эллин устало улыбнулась, слушая эту разноголосицу, и, как подобает почтительной супруге, первому ответила Джералду.

— Если наиболее достойные люди Чарльстона придерживаются такого мнения, то я полагаю, что и мы не заставим себя ждать и присоединимся к ним, — сказала она, ибо была воспитана в убеждении, что, за исключением Саванны, самая лучшая и самая родовитая часть населения континента сосредоточена в этом маленьком портовом городке, и убеждение это, кстати сказать, полностью разделялось самими чарльстонцами.

— Нет, Кэррин, пока нельзя, моя дорогая. В будущем году ты будешь носить длинные платья и танцевать на балах, и эти розовые щечки еще ярче разрумянятся от удовольствия. Ну, не надувай губок, детка! Ты же можешь поехать на барбекю и даже остаться на ужин, понимаешь? Но никаких балов, пока тебе не сравнялось четырнадцати.

— Принеси мне твое платье, Скарлетт. Я пришью кружева, когда мы встанем из-за стола.

— Мне не нравится твой тон, Сьюлин. Твое розовое платье очень красиво, и цвет этот ничуть не меньше идет тебе, чем зеленый — Скарлетт. Но я разрешаю тебе надеть завтра мое гранатовое колье.

Сьюлин за спиной матери торжествующе показала Скарлетт нос, ибо та собиралась выпросить колье для себя. Скарлетт в ответ высунула язык. Сьюлин страшно злила Скарлетт своим постоянным хныканьем и эгоизмом и не раз получала бы от Скарлетт затрещину, не будь умиротворяющая рука Эллин всегда начеку.

— А теперь, мистер О'Хара, я хотела бы узнать подробнее, что, по словам мистера Калверта, происходит в Чарльстоне, — сказала Эллин.

Скарлетт прекрасно понимала, что мать нисколько не интересуется ни войной, ни политикой, считая их чисто мужским делом, в которое ни одна умная женщина не должна совать нос. Но Джералд любил порассуждать на эти темы, а Эллин была неизменно внимательна к мужу и готова сделать ему приятное.

Пока Джералд выкладывал свои новости, Мамушка поставила перед хозяйкой прибор, подала золотистые гренки, грудку жареного цыпленка и желтый ямс, от которого поднимался в воздух пар, а из разреза капало растопленное масло. Мамушка ущипнула Джека, и он поспешно принялся за дело — бумажные ленты медленно поплыли вверх и вниз за спиной Эллин. Мамушка стояла возле хозяйки, пристально следя за каждым подцепленным на вилку и отправленным в рот куском, словно вознамерившись силой своего взгляда пропихнуть еду в пищевод, если Эллин вздумает отлынивать. Эллин прилежно поглощала пищу, но Скарлетт видела, что мать от усталости даже не замечает, что она ест. И только непреклонное выражение лица Мамушки заставляло ее не бросать вилку.

Но вот с едой было покончено, и хотя Джералд еще не перестал громить этих жуликов-янки, требующих освобождения негров и не желающих ни единого пенни заплатить за их свободу, Эллин поднялась из-за стола.

— Будем читать молитву? — без особого энтузиазма спросил Джералд.

— Да, час поздний. Уже десять бьет. — Часы, немного похрипев, пробили десять. — Кэррин давно пора в постель. Порк, пожалуйста, лампу пониже. Мамушка — мой молитвенник.