Унесенные ветром

Уэйд, возбужденный происходящим, подошел и уставился на то место, на которое указывал пальцем Ретт. Смуглую грудь пересекал длинный рубец, спускавшийся вниз на мускулистый живот. То была память о ножевой драке на калифорнийских золотых приисках, но Уэйд не мог этого знать. Он глубоко вздохнул от счастья.

— А вы, видно, такой же храбрый, как мой папа, дядя Ретт.

— Почти, но не совсем, — сказал Ретт, засовывая сорочку в брюки. — А теперь иди, накупи себе сластей на доллар и бей всех мальчишек, которые посмеют сказать, что я не был в армии.

Уэйд, приплясывая и громко зовя Порка, выбежал из комнаты, а Ретт снова подхватил на руки малышку.

— Ну, к чему вся эта ложь, мой доблестный вояка? — спросила Скарлетт.

— Мальчик должен гордиться отцом… или отчимом. Я не хочу, чтобы ему было стыдно перед другими маленькими зверюгами. Дети ведь жестокие существа.

— Какая чепуха!

— Я никогда не задумывался над тем, что это может значить для Уэйда, — медленно произнес Ретт. — Я никогда не думал, что он страдает. С Бонни так не будет.

— Как — так?

— Вы думаете, я допущу, чтобы моя Бонни стыдилась своего отца? Допущу, чтобы ее не приглашали на дни рождения, когда ей будет девять или десять лет? Думаете, допущу, чтобы ее унижали, как Уэйда, за то, в чем виновата не она, а мы с вами?

— Подумаешь — детские дни рождения!

— Детские дни рождения превращаются потом в балы для барышень и молодых людей. Вы думаете, я позволю, чтобы моя дочь росла вне благовоспитанного общества Атланты? Я не намерен посылать ее на Север в школу, чтобы она приезжала сюда лишь на каникулы, потому что с ней не желают знаться здесь, или в Чарльстоне, или в Саванне, или в Новом Орлеане. Я не хочу, чтобы она вынуждена была выйти замуж за янки или за иностранца, потому что никакая приличная семья южан не захочет принять ее в свое лоно… так как мать ее была дура, а отец — мерзавец.

Уэйд, вернувшийся за чем-то, стоял на пороге и озадаченно, но с интересом слушал.

— Бонни может выйти замуж за Бо, дядя Ретт.

На лице Ретта не было и следа ярости, когда он повернулся к мальчику; казалось, он со всей серьезностью обдумывал его слова — он всегда был серьезен, разговаривая с детьми.

— А ведь и правда, Уэйд. Бонни может выйти замуж за Бо Уилкса. А вот на ком ты женишься?

— О, я — ни на ком, — доверительно сообщил Уэйд, наслаждаясь этой беседой на равных, какую он мог вести только с Реттом да еще разве с тетей Мелли, никогда не корившими его и всегда поощрявшими. — Я поеду учиться в Гарвард и стану юристом, как мой отец, а потом буду храбрым солдатом — тоже, как он.

— Ну, почему Мелли не может держать рот на замке! — воскликнула Скарлетт. — Ни в какой Гарвард ты, Уэйд, не поедешь. Это заведение для янки, а я не допущу, чтобы ты учился в школе янки. Ты пойдешь в университет Джорджии, а когда окончишь его, будешь управлять лавкой вместо меня. Ну, а что касается того, что твой отец был храбрым солдатом…

— Прекратите! — коротко приказал Ретт: от него не укрылось, как заблестели глаза Уэйда, когда речь зашла об отце, которого он никогда не знал. — Ты вырастешь и будешь таким же храбрым, как твой отец, Уэйд. Постарайся быть таким, как он, потому что он был героем, и никому не позволяй говорить о нем иначе. Он ведь женился на твоей матери, верно? Ну, так вот, это уже достаточное доказательство его героизма. А уж я прослежу за тем, чтобы ты пошел в Гарвард и стал юристом. А теперь беги и скажи Порку, чтобы он повозил тебя по городу.

— Я была бы вам очень признательна, если бы вы позволили мне самой заниматься воспитанием моих детей! — воскликнула Скарлетт, когда Уэйд послушно выбежал из комнаты.

— Очень плохо вы ими занимаетесь. Вы сделали все возможное, чтобы испортить будущее Эллы и Уэйда, но я не допущу, чтобы то же повторилось и с Бонни. Она будет расти как принцесса, и на всем свете не найдется человека, которому не захотелось бы общаться с ней. Ни один дом не будет для нее закрыт. Великий боже, да неужели вы думаете, я позволю, чтобы она, когда вырастет, общалась с тем сбродом, который заполняет этот дом?

— Однако этот сброд вполне устраивает вас…

— И более чем устраивает вас, моя кошечка. Но это не для Бонни. Да неужели вы думаете, я позволю, чтобы она вышла замуж за кого-либо из этих беглых каторжников, с которыми вы проводите время? Выскочки-ирландцы, янки, белая рвань, парвеню-«саквояжники»… Чтобы моя Бонни, в жилах которой течет кровь Батлеров и Робийяров…

— Кровь О'Хара…

— Возможно, в свое время О'Хара были королями Ирландии, но ваш отец был всего лишь ловким ирландским выскочкой. Да и вы не лучше… Но я тоже, конечно, хорош. Я мчался по жизни, точно летучая мышь, выпущенная из ада, не задумываясь над тем, что я делаю, так как все и вся было мне безразлично. А вот Бонни не безразлична. Боже, каким я был дураком! Теперь Бонни ни за что не примут в Чарльстоне, сколько бы ни старались моя мать, или ваши тетя Евлалия, или тетя Полин… ясно, что не примут ее и здесь, если мы чего-то не придумаем — и быстро…

— Ах, Ретт, вы относитесь к этому так трагически, что даже смешно. При наших-то деньгах…