Унесенные ветром

По телу Скарлетт прошла дрожь, и затеплившийся в ней было свет радости исчез, — исчезло тепло — и упоение, которые побуждали ее мчаться как на крыльях домой. Она начала понимать, что происходило в душе Ретта, когда он говорил «прости» единственному человеку на свете, которого он уважал. И Скарлетт снова почувствовала отчаяние от невозместимости утраты, которую понесла не только она. Она, конечно, еще до конца не осознала и не могла разобраться в том, что чувствовал Ретт, но на секунду ей показалось, будто и ее коснулись шуршащие юбки мягкой лаской последнего «прости». Она смотрела глазами Ретта на то, как уходила из жизни не женщина, а легенда, — кроткая, незаметная, но несгибаемая женщина, которой Юг завещал хранить свой очаг во время войны и в чьи гордые, но любящие объятия он вернулся после поражения.

Взгляд Ретта снова обратился к Скарлетт.

— Значит, она умерла. — Он произнес это уже другим, небрежным и холодным тоном. — Видите, как хорошо все для вас устраивается.

— Ах, как вы можете говорить такое! — воскликнула она, глубоко уязвленная, чувствуя прихлынувшие к глазам слезы. — Вы же знаете, как я ее любила!

— Нет, не могу сказать, чтобы знал. Это для меня полнейшая неожиданность, и то, что при вашей любви к белому сброду вы сумели наконец оценить Мелани, делает вам честь.

— Да как вы можете так говорить? Конечно, я всегда ее ценила! А вы — нет. Вы не знали ее так, как я! Вы просто не способны понять ее… не способны понять, какая она была хорошая!

— Вот как? Возможно.

— Она ведь обо всех заботилась, обо всех, кроме себя… кстати, последние слова ее были о вас.

Он повернулся к ней — в глазах его вспыхнул живой интерес.

— Что же она сказала?

— Ах, только не сейчас, Ретт.

— Скажите мне.

Он произнес это спокойно, но так сжал ей руку, что причинил боль. Ей не хотелось говорить — не так она собиралась сказать ему о своей любви, но его пожатие требовало ответа.

— Она сказала… она сказала… «Будь подобрее к капитану Батлеру. Он так тебя любит».

Он смотрел на нее не мигая, потом выпустил ее руку и прикрыл глаза — лицо его приняло мрачное, замкнутое выражение. Внезапно он встал, подошел к окну и, отдернув портьеры, долго смотрел на улицу, точно видел там что-то еще, кроме все заволакивавшего тумана.

— А еще что она сказала? — спросил он, не поворачивая головы.

— Она просила меня позаботиться о маленьком Бо, и я сказала, что буду заботиться о нем, как о родном сыне.

— А еще что?

— Она сказала… про Эшли… просила меня позаботиться и об Эшли.

Он с минуту помолчал, потом тихо рассмеялся.

— Это так удобно, когда есть разрешение первой жены, верно?

— Что вы хотите этим сказать?

Он повернулся, и хотя Скарлетт была в смятении и соображала не очень четко, тем не менее она удивилась, увидев, что он смотрит на нее без насмешки. И безучастно — как человек, который досматривает последний акт не слишком забавной комедии.

— Мне кажется, я выразился достаточно ясно. Мисс Мелли умерла. Вы же располагаете всеми необходимыми данными, чтобы развестись со мной, а репутация у вас такая, что развод едва ли может вам повредить. От вашей религиозности тоже ведь ничего не осталось, так что мнение церкви для вас не имеет значения. А тогда — Эшли и осуществление мечты с благословения мисс Мелли.

— Развод? — воскликнула она. — Нет! Нет! — Она хотела было что-то сказать, запуталась, вскочила на ноги и, подбежав к Ретту, вцепилась ему в локоть: — Ох, до чего же вы не правы! Ужасно не правы! Я не хочу развода… я… — И она умолкла, не находя слов.

Он взял ее за подбородок и, осторожно приподняв лицо к свету, внимательно посмотрел ей в глаза. А она смотрела на него, вкладывая в свой взгляд всю душу, и губы у нее задрожали, когда она попыталась что-то произнести. Но слова не шли с языка — она все пыталась найти в его лице ответные чувства, вспыхнувшую надежду, радость. Ведь теперь-то он, уже конечно, все понял! Но она видела перед собой лишь смуглое замкнутое лицо, которое так часто озадачивало ее. Он отпустил ее подбородок, повернулся, подошел к столу и сел, вытянув ноги, устало свесив голову на грудь, — глаза его задумчиво, безразлично смотрели на нее из-под черных бровей.

Она подошла к нему и, ломая пальцы, остановилась.

— Вы не правы, — начала было она, обретя наконец дар речи. — Ретт, сегодня, когда я поняла, я всю дорогу бежала — до самого дома, чтобы вам сказать. Любимый мой, я…

— Вы устали, — сказал он, продолжая наблюдать за ней. — Вам следовало бы лечь.

— Но я должна сказать вам!

— Скарлетт, — медленно произнес он, — я не желаю ничего слушать — ничего.

— Но вы же не знаете, что я собираюсь сказать!

— Кошечка моя, это все написано на вашем лице. Что-то или кто-то наконец заставил вас понять, что злополучный мистер Уилкс — дохлая устрица, которую даже вам не разжевать. И это что-то неожиданно высветило для вас мои чары, которые предстали перед вами в новом, соблазнительном свете. — Он слегка пожил плечами. — Не стоит об этом говорить.